Струны: Собрание сочинений

Иди вдоль берега ТомиПесчаной полосой, по краю вод лежащей;Смотри спокойно вниз; увидишь чуть блестящийПредмет; нагнись и подыми.Сережка то, или подвескаТемнеющего серебра.Иль денежка – почти без блеска,Тускла, столетьями стара.Конечно, благосклонный случайЛишь был силен тебе помочь;А то, как землю ты ни мучай,Ее глубин не превозмочь.Но только здесь они пороюРечной волной одоленыИ вскрыты щедрою игроюТебе сочувственной волны.И вдруг на миг исчезнет повседневностьПеред находкою счастливою твоей.Любуясь пристально и наклоняясь к ней,Ты будешь лицезреть таинственную древностьЖивой, всё ближе, всё родней, –Хоть знаешь ты, что в оны годыИные, чуждые народыПитала щедрая земля,И эти ласковые воды,Простором светлым веселяИль темным буйством непогоды,У злого чуда – корабляКипели плесками свободы.И словно бы волной застыли и холмы.Что ночью звездною и жгучею зимыКак будто взвихрены мятежными кострами –Безумный фимиам в нерукотворном храмеИ пламень исступленнейшей мольбыПеред торжественною бездной –Черно-лазурной, тайнозвездной –Лунно-морозной тьмы – судьбы.А летом, днем молчат мольбы.

И разве с жалобою слезнойГлядеть на подвиг бесполезный,Что им оставили рабыИль слуги темные свободы –И неба пасмурные своды,И сосны, ели, и у ногСырой рассыпчатый песок,И тусклые, стальные воды.Здесь были древние суровы племенаИ, хмурая родня, их окружали ели,И с елью строгой хмурая соснаКоротким летом помнила метели,Где знойные виденья снаВсё песню снежной вьюги пели.И в слухе тех людей онаТак неуклонно разливалась;И ель, сосна, всё ель, соснаЕй так всецело отзывалась, –Что дед отцу, сынам отецИ поколенью поколеньеПередало напечатленьеСуровой думы наконец,Навеки спевшейся с метелью,С одной сосной, с единой елью.И словно бы исконному похмельюНарод предался тут, у вод стальной реки,Где только сосны, ели и пески,И, может быть, порой воинственные станыИ малорослых коней табуны.Под осень птичьи караваны,Зимой – безмолвие и сны.Но вечно ль в воды здесь гляделиНебес жемчуг иль бирюза,И сестры-сосны, сестры-ели,И братьев узкие глаза.Хмуро-задумчивые лица?Иль эти холмы – не гробницаПрапращуров живых людей,Забвенью преданных героев,

Неведомых, но страшных боев –Безвестной славы мавзолей?Иль здесь хранилище бесчисленных сокровищ,Забытых россыпей несметной красоты,Иль хартий вековых истлевшие черты,Иль кости ветхие немыслимых чудовищ?Не удивится, верно, тот,Кто сказку той же древней былиИ в этих недрах обретет,Как на песке у мирных вод,Что берег, мерные, размыли,Его ослабшие краяТысячелетьями бияВ движенье мягком и угрюмом,Всё с тем же легким ровным шумом,Ласкаясь сказкой бытияК земле, к людским любимым думам.О где же сказка вещая твоя,Земли упорной глыба вековая?Тобою ковылю да ветру отдана,И окрыленная, и тихая онаВот веет над землей, летучая, живая,Живой душе любовно помавая.Но что за милый ароматРодной – от этой милой грезы?То ветви вешние шумятСмолистой действенной березы,Знакомых полные услад,С листвою свежей и пахучей, –Она поет и плещет в ладДуше разливами созвучий,Как еле слышный хор певучий;Сияет чистой белизной,Трепещет листвою сквозной,Блестящей в дождь, прохладной в зной,В лазури – девой, и под тучей –Царевной над песчаной кручей,Сестрою нежной – надо мной.

Здесь человек угрюм и почва тут сурова.И темная хвоя хранительного крова.И жутким трепетом примолкшая душаОтозвалась, когда, сжимаясь, не дыша.Услышала среди привычного, былогоКакое-то едва уловленное слово,Когда увидела, как стройно хороша,Невыразимо трепетно и ново,Пришелица нежданная в бору,Какую тонкую игруТеней, полутеней и светаРаскидывала гостья эта,Какою белизной одета,Свою нежнейшую коруОтогревала в ложе лета,Стыдливой негой первоцветаЧуть розовая поутру,Мгновеньем рдея ввечеру,Здесь – торжествующая мета.Дивился как бы ослепленный глаз,И потерявшийся, и оробелый,Меж хвой разлапых девственнице белой;Но тонкоствольная в осенний тихий час,Когда прозрачный день остыл, но не погас,На темном – белая, червонно-золотая,То зыбкой желтизной, то пурпуром блистая,Меняя пышные цвета,Холодным солнцем облитая,Увенчанная красота,Стояла, женственно проста,В дыханье каждого листаКак бы струясь и возлетаяВ иные, горние места;Когда и струнная мечта,Чуть уловимой дымкой тая,Ее коснулась, развита, –Что ты почувствовал, народ тяжелодумный?Не ведаю. Но вот, с поспешностью безумной,Оторопелою – вдруг толпы повлекли

И скарб, и животы – и в грудь родной землиСокровища с мольбою погребли –И принял бор широкошумный –И отзыв бросил через миг –Великий, всенародный клик –Бессилен, злобен, яр и дик –И вопль взвился, и вопль поник:Погибель! Вслед за новым древомИдет и новый человек!Да не взрасти его посевам!Да не цвести невинным девам!Да поглотится земным чревом!Да опалится адским зевом!Да истребится вешним гневом!Аминь! Навек! Навек! Навек!И вся громада целого народа,Смолкая, двинулась в немую даль походаБезвестного, как смерть. А с ним брела самаСуровоправная владычица Зима –И долгие пути, под стужей жгучи, жестки,Еще являли им, как знак на перекрестке –В уборе горностаевом березки.Чуть-чуть звеня, концы ветвей,Поникши в прелести своей,Качали искристые блестки,Литые гроздья хрусталей,Как будто радостные слезкиЗимой завороженный фей.И только ряд холмов остался – мавзолей.А новый человек вослед за новым древомИдет. Он урожай обрел своим посевамИ видит, белокур, с улыбчивым лицом,Березку белую перед своим крыльцом,И радуется ей, как девушке любимойС ее красой невыразимой.Я рад, что нынче тут нашлиНа берегу Томи сережки;Я рад, что вижу издалиНа небе вешнем белые березки.Весна 1920, Томск