Суд времени. Выпуски № 35-46

Номера телефонов вы видите на своих экранах.

Обвинитель на процессе — политолог, президент международного общественного фонда «Экспериментальный Творческий Центр» Сергей Кургинян.

Защитник на процессе — писатель Леонид Млечин.

Прошу вывести на экран материалы по делу.

Материалы по делу.

«Сегодня историки говорят о том, что горбачевская гласность в своем первоначальном виде себя не оправдала. Свобода слова, независимая пресса породили в стране жестокие информационные войны, которые, по мнению исследователей, неотвратимо вели к окончательному распаду государства.

Новую жизнь гласности дал интернет. Именно там сегодня происходят наиболее острые дебаты. Там обсуждаются насущные проблемы общества, там рождаются идеи всероссийского масштаба. По мнению большинства блоггеров, интернет-гласность безопасна как для государственного строя, так и для самого общества. Безопасна, потому что эта гласность — достояние народа».

Сванидзе:Начинаем третий день слушаний. Первый вопрос сторонам: «Сделала ли гласность людей по-настоящему свободными?»

Пожалуйста, сторона обвинения, Сергей Ервандович, Вам слово.

Кургинян:Есть простые вопросы, которые, как мне кажется, мы уже обсудили и которые невозможно обсуждать бесконечно. Вот, например, вопрос с матом. Все же мы понимаем, когда начали материться на сцене… матерились всегда… материться на сцене начали в строго определенный период. И этот период сломал культурные запреты, табу, без которых культура не существует. Потому что то, что имеет право существовать в тени, то не имеет права существовать на свету. Гласность стерла грань между информационной свободой и вседозволенностью. Американцы десятилетиями обсуждают последствия своей сексуальной революции. Тоже можно сказать: подумаешь, секс был всегда. Но сексуальная революция почему-то была, и её последствия — sex, drug, rock— все до сих пор обсуждают. Значит, вопрос заключается в том, имеем ли мы право обсуждать негативные последствия того, что произошло. Это вовсе не значит, что нужно вернуться к цензуре, тотальному запрету, отсутствию свободы слова. Дайте альтернативным точкам зрения смело выражать себя, дайте им выражать себя на равных правах — вот что главное, вот что должно быть! Если вы, в конце концов, рассказали девочке, идущей в жизнь красивую сказку о валютной проститутке, но дайте рассказать ей правду, дайте рассказать ей, что это дорога с односторонним движением и что это кончается катастрофой её жизни. Дайте ей что-нибудь кроме этой красивой сказки, если уже вдруг вы начали менять верх на низ. И почему надо было менять верх на низ по всем показателям? Посягнули на нравственность, посягнули на очень многое из того, что было под запретом. И всё это назвали свободой! Можно ли это называть свободой и что это такое, я хотел бы спросить Александра Ивановича Кондрашова, писателя, обозревателя «Литературной газеты».

Кондрашов:Конечно же, много было хорошего в том, что началось. Много было напечатано хороших книг. Появился Мандельштам, которого печатали мало. Появились большие тиражи Пастернака, появилось много чего хорошего.

Теперь я буду говорить о том, что произошло негативного, к сожалению. Был посеян в стране… выплеснута энергия, свобода.

Сванидзе:

Минуту добавляю.

Кондрашов:Выплеснулось первое что? Отрицательное и отвратительное. В национальных отношениях началось именно тогда. «Чемодан, вокзал, Россия» — на окраинах. В самой Москве вы помните, какие в 1989 году были национальные проблемы, очень серьезные. Это началось тогда и вылилось в кровавые бойни на окраинах, потом. Кроме того, начались расколы внутри общества, разделился МХАТ. И там, и там были люди одних убеждений. Разделилась Таганка, где и там, и там были абсолютные демократы.

Начал происходить раскол по всем статьям в обществе. Получили абсолютную свободу цеховики. В то время уже кооперативное движение как-то пу-пу-пу, а они получили свободу и легализовали свои деньги. И потом эти деньги вошли в жизнь очень серьезно.

В информационном поле появилась мощнейшая передача «Взгляд»…

Сванидзе:Завершайте.