Суданская трагедия любви

Проезжаем огороженную кирпичной стеной вполне европейского вида заправочную станцию. Она же, как я понимаю, и станция техобслуживания. Здесь даже замечаю каменное строение, напоминающее туалет. За стеной виднеется посёлок из тростниковых хижин с коническими крышами.

Дальше следуют складские помещения, к которым подъезжают фуры и сгружают контейнеры.

Въезжаем в город. Проезжаем парк с красивыми каменными воротами. Вдалеке виднеется мусульманская мечеть с возвышающимися шпилями двух минаретов.

Обращаю внимание на весьма приятный комплекс одноэтажных домов с островерхими крышами и рядами окон. Халима тут же говорит на русском языке:

– Женя, это наш университет Бахр-эль-газаль. Ты знаешь, так называется наша провинция. Переводится «Море газелей».

За университетскими домами я вижу пустырь, на котором пасутся козы. За спиной слышу голос матери Риты:

– Ты сказала «Зеня». Его зовут Зеня?

– Да, мама, его зовут Женя, как моего папу. Но об этом мы поговорим потом.

Джозеф, несмотря на свой возраст, ведёт машину быстро. Я едва успеваю рассматривать двухэтажную католическую церковь и другие здания.

Все дороги грунтовые. Вдоль улиц стоят одноэтажные коробки домов с плоскими крышами. Торговые ряды, в которых тесно лепятся друг к другу магазинчики. Периодически улицу пересекают электрические провода.

Жилые кварталы окружены стенами, за которыми стоят либо построенные из такого же камня дома с покатыми крышами, либо хижины, покрытые словно китайскими шляпками крышами из тростника, связанного наверху пучком.

Проезжаем два одноэтажных здания. Одно выделяется длинным рядом окон. Другое покороче. У здания побольше козырёк крыши выступает далеко и подпирается металлическими трубами. Халима опять комментирует:

– Это средняя школа. Я сюда ходила учиться.

Скоро мы выезжаем из города. Дорога идёт по саванне. Представляю, как шёл по ней Юджин. Между тем, возникает желание поговорить с дедом Халимы. Я всё-таки журналист, и мне нужно использовать все возможности для будущей статьи. Поэтому, собравшись с духом, постаравшись забыть на время о предстоящем разговоре по поводу наших с Халимой отношениях, я задаю вопрос:

– Мистер Джозеф, а каково ваше отношение к разделению Судана на юг и север?

Джозеф, словно ожидал вопроса, и, продолжая уверенно держать свои большие ладони на руле машины, слегка повернув лицо в мою сторону, говорит:

– А как я должен смотреть на этот вопрос? Я давно депутат парламента, член совета старейшин.

Такое начало ответа заставило меня тут же схватиться за диктофон, находившийся в этот раз у меня в кармане пиджака, и воскликнуть:

– О, вы депутат! Это же очень интересно.

Увидев направленный в его сторону диктофон, Джозеф как-то сразу подтягивается, как если бы я снимал его кинокамерой, и продолжает говорить:

– Я не был среди анья-нья, но всегда поддерживал их, чем мог. А вы знаете, что это анья-нья?

Мне вспомнилось письмо Юджина, в котором он писал об этих отрядах повстанцев.

– Да, – говорю, – муха такая, и так назывались южно-суданские племена, нападавшие на правительственные войска, как мухи из леса.

– Так, – одобрительно сказал Джозеф, – вы хороший журналист, подготовленный. Тогда вам должно быть понятно, что мы не могли хорошо относиться к арабам не потому, что они арабы, а мы нет, а потому, что они пришли к нам со своими порядками, со своей мусульманской религией, пришли не помогать нашему народу, а использовать его в качестве рабочей силы, в качестве своих слуг. Мы не хотим этого. И мы не могли принять их правила. У нас свои обычаи, своя жизнь.

– А разве не они строили здесь фабрики, дороги, мосты, дома?

– Нет, не они. Это мы строили с помощью России, Италии, Китая, Болгарии и других стран, которые нам помогали и помогают сегодня.

И тогда я задаю вопрос, который, собственно, привёл меня в эти края:

– Мистер Джозеф, – у вас в этом районе построен консервный завод с помощью советских специалистов. Я бы хотел его увидеть и услышать, какие у вас были отношения с русскими специалистами.

Разговаривая с Джозефом, я на мгновение забыл, что на заднем сидении находится его дочь Рита и внимательно слушает нашу беседу, поэтому безо всякой задней мысли, продолжаю тему:

– Ко мне попали письма переводчика, который работал у вас на фабрике. Очень интересные письма. Он там упоминает и вас.

– А как его фамилия?

– Березин. Может, помните? Он был с последним специалистом-электриком.

– Зе-еня-а-а? – раздался протяжно голос за моей спиной.

Я тут же спохватился, что сказал лишнее, но было уже поздно. Откинув покрывавший голову топ, она протянула руку и дотронулась до моего плеча, спрашивая на русском языке:

– Ты его видель? Где он?

Я вынужден был признаться, что не видел Юджина, но надеюсь найти, так как знаю, где его искать.

Рита расплакалась, а с нею вместе заплакала и Халима. Джозеф останавливает машину, выходит успокаивать дочь, открывает дверцу машины, гладит Риту по голове. Я тоже выхожу и открываю дверцу со своей стороны у Халимы. Она прислоняется ко мне головой и говорит сквозь слёзы:

– Не могу видеть, как мама плачет.