В Аратуке стояли офицеры. Начальник разведки Якушев и еще несколько опытных партизан постучали в дверь офицерского общежития. – Идет размещение марковского батальона по квартирам, откройте дверь, – сказали партизаны. – Здесь находятся офицеры. Помещения нет, – послышался грубый ответ. Партизан Поцелуев громко крикнул: – Господин полковник, здесь находятся офицеры и говорят, что помещение небольшое. Как прикажете поступить? Я важно бросил: – Поручик, что за разговоры? Вам приказано размещать людей. Осматривайте помещение, по мере возможности размещайте людей на «ночлег». Ничего не подозревая, офицеры открыли дверь. – Осмотрите, у нас очень мало места. – Руки вверх! – скомандовали партизаны. – А-а, вы зеленые, зеленые! – заговорили офицеры все враз. Мы захватили трех офицеров, изъявивших, как и стражники, желание служить в повстанческой армии.
Моя мать в контрразведке
По возвращении на прежнюю стоянку, мы нашли у себя гостей: партизан Сапожников привел из Симферополя двух матросов – Чернова и Костина. Их прислали на подпольную работу из Николаева. Товарищи долго искали связи, познакомились с т. Зальцманом, который держал в Симферополе конспиративную квартиру, работал в боевой группе комсомола и имел постоянные сношения с лесом. Прощаясь с матросами, я попросил их зайти к моей матери и потихоньку передать письмо и деньги. Я подчеркивал необходимость быть осторожным. После моего побега мать познакомилась с тюрьмой: ее держали недолго и, после допроса о моем происхождении, отпустили. Чернов благополучно прибыл в Севастополь и вручил матери деньги и письмо. Но среди турок, с которыми подпольщики начали сговариваться о поездке в Николаев, оказался контрразведчик. Товарищей арестовали. При обыске нашли мандаты и записку матери ко мне. Контрразведка арестовала мать. Ее привели под конвоем в кабинет начальника контрразведки. Здесь мать увидела за большим столом около двенадцати офицеров, среди них были и генералы. – Садитесь, м-м Макарова, – любезно обратился начальник: – мы с вами хотим посоветоваться; для вас будет хорошо, если ваш сын вернется со своим отрядом и сдаст оружие. Мы дадим ему хорошую должность, восстановим его положение, и все, что он сделал, ему простится. Вы должны, мамаша, на автомобиле поехать в лес к сыну.
Берите из нас трех-четырех человек, кого хотите, и поедемте на переговоры. Но только предупреждаем, если ваш сын оставит вас у себя, а наших расстреляет, – тогда мы повесим всех ваших родственников, от малого до большого, а имущество конфискуем. Что вы на это скажете, мамаша? Моя мать ответила: – Вы интересуетесь моим сыном? Выйти он выйдет ко мне, за это я ручаюсь. Но как он поступит, – я не знаю. Сын-то мой, но разум у него свой. Он, наверное, читает газеты и знает, как его стараются поймать. Те, к кому он заходил, ничего для него не сделали, и то все сидят в тюрьме. А за его голову вы ведь назначили большую сумму денег. Чем же вы можете гарантировать ему жизнь? – Если нужно, Врангель напишет бумагу к сыну, а слово генерала – закон, как слово государя. Так вот, мамаша, решайте. Мы вас наградим; не будете в такой лачуге жить. Мать схитрила: – Хорошо, я согласна, но я же не знаю, где он находится. Они перебили: – Мамаша, об этом вы не беспокойтесь. Мы отлично знаем, где он сейчас. Привезем вас к месту расположения его отряда. Вы, вероятно, знаете, сколько у него людей в отряде? Мать ответила: – Около двух тысяч, а может быть и больше, не знаю. Слышала, что очень много. При последних словах матери благородное общество злорадно переглянулось. – Так, мамаша, значит, решено ехать? Вы поймите, какую неоценимую услугу вы нам окажете! Нам хорошо известно, вы веруете в бога, а большевики – это антихристы. Они надругались над святыней, они топчут ее грязными ногами. Ваш сын со своим отрядом оттягивает на себя большие силы с фронта. Но он вас любит и для вас все сделает. Вы ручаетесь, что он нас не тронет? – Я повторяю, что он ко мне выйдет, но не ручаюсь, согласится ли он вернуться. В этом уверять вас не буду, и что будет – не знаю. Один из генералитета, по-видимому, старший, сказал: