Судьба и другие аттракционы (сборник)

– Ну, мы вроде как уже намекали, – задумывается портье. – Для очистки собственной совести больше, но всё же… Сказать можно, конечно, но вряд ли от этого что-то изменится. – И тут же радостно: – Значит, сказать действительно можно.

– Знаешь, – управляющий замялся, – я хотел бы тут кое-кому подыграть. – Ждет реакции собеседника, тот демонстративно молчит.

– Ну, разреши мне хоть раз! – срывается управляющий. – Мне надоело быть вечно подглядывающим. Я тебе не вуайер.

– Ты же подглядываешь не в щелочку, не в замочную скважину, а, извини меня, в микроскоп.

– Наверно, пора уже искупать.

– Что именно?

– Микроскоп, – ответил управляющий.

– Может быть, ты сам хочешь стать постояльцем? – портье смотрел на него с интересом. – Только это будет не искуплением, а злоупотреблением служебным положением, да-с.

Управляющий, не глядя, завел руку назад, поставил свой бокал на столик за креслом.

– Что, так хотелось бросить мне в голову? – спросил портье. Управляющий промолчал.

– Хорошо, – сказал портье, – попробуй помочь кому-нибудь из них. Но только одному, ты меня понял?

16

Ветфельд и Лидия гуляют по городу.

– А ведь мы с Марией чуть было не расстались после поездки на этот курорт, – говорит Ветфельд. – Как ни смешно, конечно… Мы, в сущности, были детьми эгоистичными, предвкушающими грядущее. Детьми, непоколебимо уверенными, что грядущее пообещало им что-то, что оно им должно. – Ветфельд поднял указательный палец и состроил гримасу. – И первый же сбой в отношениях ужаснул нас. Мы научились любить, как нам мнилось, но совершенно не знали, как уберечь любовь. Плюс тогдашняя моя рефлексия: я подозревал, что люблю любовь, а не Марию именно. О, эти муки так возвышали меня в собственных глазах. Какие глубины я в себе подозревал… Я дергал Марию, придирался к ней, будто проверял на излом ее чувство, я был несносен, понимал, что эти мои «победы» над ней развращают меня. Всё забыто, опыт незрелой души давным-давно неинтересен, потерял всякий смысл, но стыд – след стыда за всё тогдашнее, он, как ни странно, остался.

– Выходит, вы не были особенно счастливы здесь?

– Был. Я просто этого тогда еще не знал. Я тогда еще не дорос до счастья. Это банально. Наверно, счастье пришло слишком рано. Что мог я знать тогда о тоске, хоть каком страдании?

– А Мария?

– Она полюбила меня глубоко и сразу.

– Я так и подумала.

– Автоматизм этого «мы», с которого я начал сейчас. Я спрятался за него, да? Это я был незрелым. Это я не готов, я себялюбив, подозрителен, амбициозен, неуверен в себе до болезненности и прочее. У Марии хватало терпения. Мне, как вы, Лидия, поняли, просто нужно было время. Мария любила меня, была со мной в ожидании меня. – Ветфельд улыбнулся, извиняясь за фразу. – Вы это тоже, наверное, понимаете.

– Я так понимаю, она дождалась?

– Помните, Лидия, управляющий говорил, что многие просят показать им другой вариант судьбы?

– Что же, если аттракционы, то все-таки должны развлекать.

– Тот вариант, где нет Марии? Вряд ли мне интересно, а вникать, что там лучше ли, хуже, чего меньше или как раз вот больше, удачлив ли я, неудачлив…

Когда она умерла, я уничтожил все ее фото, все ее вещи сложил в сумки и избавился от них, сам не знаю, не помню как.

– Но зачем? – Лидия засмущалась этого своего дрогнувшего голоса.

– Я не знаю! Я сам так и не смог понять. Ее прах был развеян. Я так жалею о том, что исполнил эту ее волю. Если б была могилка, – Ветфельд замолчал. – Хотя и это неважно. – Добавил он после паузы.

Лидия сжала его руку чуть пониже локтя.

– Единственное, чего стоило просить у нашего управляющего, – Ветфельд благодарен Лидии за этот жест, – у его каруселек, получилось у меня и так – «печаль моя светла», так кажется сказал ваш поэт? То есть мне можно уже уезжать?! Можно жить, да? А что если они и добивались, чтобы не чудо, не аттракционы, а каждый из нас сам… Впрочем, мне-то что сейчас до этого. Хотя, если так, они правы, пусть и дидактичны, конечно, может, даже слишком дидактичны. Но отец Арбова, он-то уж точно не сам!

– В каком городе жила Мария? – вдруг спросила Лидия?

– Во Фрайбурге. Мария Кляйн из Фрайбурга, дочь потомственного часовщика Карла Кляйна. Я тогда пытался шутить на эту тему: семья, где из поколения в поколение управляют временем, ну и еще что-то в этом роде.

– Она, конечно же, ваша ровесница? – Лидия спросила между прочим, но это ее «между прочим» получилось каким-то нарочитым, чего не заметил Ветфельд.

– На месяц старше. Если быть точным, на месяц и десять дней. Я родился пятнадцатого мая, а она соответственно. Повторяла: «Курт, слушайся старших». Она и была старше меня на свою любовь ко мне. Я, наверно, уже утомил вас подробностями, – спохватился Ветфельд. – Я вообще всё о себе и о себе. Извините. Вы-то, Лидия, как?

– Аттракционы упорно игнорируют мои желания, равно как и полнейшее отсутствие оных. Сначала думала – показалось, но ясно, что это не просто так. Я все эти дни вас всех поучала: думайте, для чего. Вот я теперь и думаю. Как хорошо бы было посмеяться над аттракционом, попытаться уличить управляющего в шарлатанстве, но после появления отца Арбова!