Судный год

Тень Адвокат-Ответчика раздваивается в снегу, понемногу засыпающем уличную грязь у нас под ногами. Налетевший с размаху ветер покачивает над двуединой тенью марлю поземки. Убеленные люди Бостона бесшумно проплывают мимо. Вдали, над парком, контуры деревьев прострочены праздничным цветным бисером новогодних лампочек. Многоярусные электрические гирлянды покачиваются на тщательно выгравированных в синей темноте тонких ветках. Сумерки, творящиеся сейчас в Бостоне, уже вспоили смутной тяжестью кроны.

Ответчик вдыхает полной грудью. Первый живительный глоток после целого дня в шуршащем бумагами, мертвом пространстве суда.

– Сколько же это будет продолжаться?! Ведь должен же… – невнятной незнакомой хрипотой вместо своего обычного голоса бормочу я. Дергаюсь, словно головою попал в воздушную яму, останавливаюсь, замолкаю. Снова ноющая, тянущая боль слева выпустила свои острые щупальца по всей грудной клетке, обхватила со всех сторон. Одно резкое движение, и что-то очень драгоценное и хрупкое треснет, разобьется внутри.

Защитник, не отвечая, растягивает в улыбке губы и приоткрывает свой набитый острыми белыми клыками рот, давая понять, что не находит слов. (Во всяком случае, во рту у него их сейчас уж точно нет. Подзащитный может в этом сам убедиться.) Или это он придуривается? Просто собирается чихнуть? Вместо того чтобы смотреть в рот и ловить каждое его слово, хорошо бы заглянуть ему в душу. Но это как раз непросто. Снежинка плавно опускается на подрагивающий багровый обрубок адвокатского языка. Дыхание светится в морозном воздухе. Даже на небольшом расстоянии кажется, что у его грубо вытесанного лица нет никаких черт. В своем сером элегантном пальто волчьего цвета, плечи которого покрываются сейчас темными пятнами тающего снега, и высокой меховой шапке он выглядит как уменьшенная копия одного из загадочных истуканов с острова Пасхи, неизвестно как оказавшаяся здесь, в центре Бостона. Эта короткая мизансцена на грани трагизма и гротеска чего-либо, кроме раздражения, у меня не вызывает.

Любит, должно быть, поразвлечься мой Защитничек. Теперь он еще крышку своей черепной коробки приподнимет, чтобы я убедился, что мыслей у него там тоже нет?.. И чего он все время ерничает, ухмыляется, пытается изобразить что-то весьма непонятное и многозначительное? А ведь на самом деле же ничего из себя не представляет. Ухмыляющаяся пустота. Вроде зубных протезов на дне круглого стакана с водой. Клацают тихонько, как кастаньеты, изображая веселье, и только пузырьки поднимаются на поверхность…

Наконец Адвокат всем телом поворачивается к мне и снова усмехается. В этот раз с симпатией. Но глаза остаются совершенно серьезными. Короткие пальцы задумчиво копошатся в аккуратном овале новой, победоносно густой бороды, будто он наигрывает на губной гармошке. Но звуков на свет не появляется. (Должно быть, она все-таки оказалась настоящей. А необычайная урожайность кожного покрова напрямую связана с избытком жизненной энергии.) Адвокатская пантомима заканчивается разведением рук и опущенной физиономией. Потом он идет к своему мерседесу, терпеливо поджидающему его с заросшим ледяными чешуйками ветровым стеклом и торчащей сбоку стальной антенной. Размахивает рукой, словно указывая Ответчику направление к метро. (Спасибо большое. Без него уж, конечно бы, заблудился.) Останавливается, треплет перчаткой самодовольную лоснящуюся мерседесову морду.

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо, – произносит он своим бодрым, ничего не выражающим голосом. – Да, тут еще вот какое дело. Я получил вчера ответ из Земельного управления Израиля. Пришлось задействовать старые контакты. Так бы еще месяц тянулось. У нашей Истицы действительно было там наследство. Довольно большой участок земли в Хайфе. Прадед купил в девятьсот одиннадцатом году. В самом центре города, на горе Кармель, – деловито выворачивает он наизнанку жалобу Истицы, так что сразу вспыхивает вся не слишком приглядная подкладка. – Но недели три назад участок национализировали как недвижимость, невостребованную более восьмидесяти лет – у них там закон такой, – и уже начали застраивать. И весь хитрый замысел Эрона рухнул сам собой.

Словно в подтверждение его слов, люк рядом с мерседесом выплевывает струю шипящего пара.

Так вот откуда растут ноги моей судебной эпопеи! Из показаний Арона! Вот для чего он уговорил Инну сделать себя опекуном и начать этот нелепый процесс против единственного родственника здесь, в Америке! Вот ведь гнида! Боялся, что она может передумать и назначить опекуном меня! Одна грань моего кубика Рубика стала на свое место… Но теперь неважно… Обещал Ароновой жене, что о кагэбэшном прошлом Арона рассказывать Адвокату не буду. Надо держать слово. Чтобы не выскочило случайно, хотя вся эта дурацкая история охоты за наследством и оказалась совсем ни о чем…