Люди, склонные как к первой, так и ко второй крайности, узнают о своей способности учиться главным образом из наблюдений за суфийским учителем и за характером его поведения. Его слова и поступки как человеческого образца, служат мостом между относительной неспособностью ученика и позицией реализованного суфия. Едва ли хоть один человек из ста имеет даже малейшее представление об этих двух требованиях. Если с помощью внимательного изучения суфийской литературы искатель, хотя бы мимолетно ухватит принцип ученичества (получит проблеск того, что значит быть учеником), его можно будет считать более чем удачливым.
Этот принцип можно обнаружить в суфийских материалах при условии, что искатель готов их читать и перечитывать, учась избегать автоматических ассоциаций, которые классифицируют или навешивают ярлыки на суфийское (и любое другое) мышление. Но скорее всего, как это обычно бывает, он будет временно привлечен к какой-нибудь школе, внушающей больше доверия, на жесткие принципы которой он сможет положиться.
Кредо любви
Некто подошел к двери возлюбленного и постучал.
«Кто там?» – спросил голос. «Это я», – ответил пришелец.
«Здесь нет места для Меня и Тебя», – сказал голос.
Дверь не открылась.
После года уединения и лишений этот человек вернулся и снова постучал.
Голос изнутри спросил: «Кто там?»
«Ты», – ответил человек.
И дверь перед ним распахнулась.
Суфизм часто называли «кредо любви». Все суфии, независимо от внешних характеристик их школ, придавали этой теме первостепенное значение. Аналогия человеческой любви как отражения истинной реальности – идея, повсеместно выраженная в суфийской поэзии, – часто многими понималась буквально, но только не суфиями. Когда Руми говорит: «Где бы ты ни был и в каком бы состоянии ни находился, всегда старайся быть влюбленным», он отнюдь не имеет в виду, что любовь представляет собой конечную цель или вершину потенциальных возможностей человеческого существа.
Мы можем увидеть, что искажение суфийского идеала любви на Западе произошло только после того, как было утрачено лингвистическое понимание группы слов, адаптированных суфийскими учителями для передачи очень важного факта, а именно, что их идея любви выражает собой нечто большее, чем идиллические фантазии. Распространившись из Испании и южной Франции в Западную Европу и поменяв в процессе несколько языков, кредо любви в результате лишилось своего действенного содержания, а вместе с ним и многих своих важных особенностей. Для того чтобы воссоздать для западного читателя многостороннюю природу этой суфийской специализации, нам надо рассмотреть здесь некоторые процессы, связанные с трубадурами.
Один из аспектов любовной поэзии, возникшей в сарацинской Испании, воспевание женщины, был очень быстро превращен церковью, как отмечали историки, в культ Девы Марии. Этот процесс ясно прослеживается в сборнике стихов, заимствованных Альфонсом Мудрым из мусульманских источников. Один ученый авторитет в данной области высвечивает для нас этот момент, комментируя упомянутый сборник,
Профессор Хитти и другие исследователи целиком и полностью убеждены в арабском происхождении поэзии трубадуров: «Трубадуры… напоминали арабских поэтов не только чувством и характером, но и самой поэтической формой их баллад. Некоторые имена, которые эти провансальские барды давали своим песням, являются дословными переводами арабских названий».[74]
Предполагаемая этимология слова «трубадур» от романского слова
Вторым словом данной комбинации является, по сути, корень ТРБ. Есть еще и третий элемент – ассоциирующийся со вторым корнем звук РБ, который будучи трансформирован в словообразование РаББаТ, буквально означает: «дама, госпожа, женский идол».