Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

Приведем любопытное объявление в «Амфионе» о возобновлении чтений: «Прекращая издание Амфиона нынешним годом, намерен я возобновить немедленно Публичные Чтения свои о Словесности,

начатые мною в 1812 году, и прерванные нещастным вторжением в Москву неприятеля. Лестные отзывы многих почтеннейших Особ о прошедших Чтениях, и ободрительное желание, чтоб я продолжал их, принуждают меня остающееся время от службы, посвятить на сие дело. Порядок и образ Чтений будет тот же, как и прежде. Повторив сокращенно общие правила о Красноречии и Поэзии, займусь я изложением правил различных родов сочинений; также чтением и разбором знаменитейших Российских Писателей. – Для сего назначен один день в неделю, суббота. – Заседания открываются в 1. часу по полудни, в доме Ее Превосходительства, Аграфены Федоровны Кокошкиной, бывшем прежде Графа Мамонова, против церкви Бориса и Глеба. – Полной курс Чтений продолжится до Июня месяца. Естьли скоро соберется достаточное число Слушателей, то я могу начать его в течении сего же месяца. Цена билету за 24 чтения, или полной курс полагается 50 рублей. Смею ласкать себя надеждою, что почтеннейшие Любители и Любительницы Российской Словесности удостоят меня и ныне благосклонного Своего посещения; при сем всепокорнейше прошу поскорее уведомить меня о своем желании, дабы я немедленно, судя по числу Слушателей, мог взять нужные меры, как в рассуждении залы, так и в предуготовительном расположении работ своих. Употреблю все мои силы, дабы заслужить благосклонное внимание почтеннейшей Публики, и особенно, быть полезным молодым охотникам до Словесности, которых, или должность, или другие занятия отвлекают от слушания Лекций Университетских. – Зная, что я говорить должен пред Слушателями, искушенными уже в главнейших началах науки и вкуса, постараюсь, чтобы мои Чтения, сколько можно, более чужды были сухости обыкновенных Лекций, впрочем иногда необходимой. – Сообразно существу преподаваемого мною искусства, первое попечение мое будет – соединить, по силам своим приятное с полезным. Императорского Московского Университета Профессор Алексей Мерзляков»

.[164]

Курс на этот раз имел более «эмпирический» характер: по кратком изложении теории Мерзляков представил «практические разборы знаменитейших Российских стихотворцев во всех родах сочинений, в которых наиболее наша Поэзия успела».[165]

К. Н. Батюшков высоко оценил эти чтения: «Мерзляков читает и, право, хорошо. Я слушал его с большим удовольствием».[166]

Что касается университетского риторического преподавания, то основным источником для Мерзлякова послужила работа Эшенбурга Entwurf einer Theorie und Litteratur der schönen Wissenschaften. Его собственные теоретические сочинения следуют образцу в основных правилах, «почти слово в слово переводя» его; однако Шевырев обнаруживает и существенные различия: Мерзляков вместе с Батте считает основным началом искусства подражание изящной природе; Эшенбург, вместе с родоначальником научной эстетики и автором самого термина Баумгартеном, считает это недостаточным и выставляет в качестве такового «чувственное совершенство, представленное искусством и напечатленное на предметах нашего ощущения». Однако сама по себе теория словесности, где Мерзляков вовсе не был самостоятельным ученым и нисколько не претендовал на это, – теория, главным недостатком которой молодой его слушатель, надежда русской поэзии и философии Дмитрий Веневитинов справедливо считал «недостаток теории»,[167] – не привлекла бы к нему сердца слушателей и не оставила бы следа в истории отечественной культуры; пламенно любящий русскую поэзию Мерзляков заражал студенческую и пансионскую молодежь своей любовью и преданностью. В системе университетского преподавания до Мерзлякова (не только в самом университете, но и, конечно, в гимназиях) было принято не отделять друг от друга русскую и латинскую риторику. Мерзляков нарушил эту традицию, сконцентрировав внимание на отечественном красноречии и словесности; в этом, может быть, одна из причин его популярности.