Алексей Федорович Мерзляков – в отличие от большинства поэтов его эпохи – не мог похвастаться дворянским происхождением; он родился в 1778 г. в городе Далматове Пермской губернии в семье небогатого купца Федора Алексеевича Мерзлякова. Начальное свое образование он получил в Пермском главном народном училище, директор которого, И. И. Панаев, стал его первым покровителем на поприще отечественной словесности. Первое сочинение тринадцатилетнего мальчика – «Ода на заключение мира со шведами» – было представлено пермскому и тобольскому генерал-губернатору Алексею Андреевичу Волкову; просвещенный начальник отправил оду главному начальнику народных училищ графу Петру Васильевичу Завадовскому, который, в свою очередь, поднес ее Императрице. По словам самого автора, «благодетельная Государыня приказала напечатать сие сочинение в издаваемом тогда при Академии журнале и сверх того несколько экземпляров особенно для сочинителя» (несмотря на поиски, Шевыреву не удалось найти текст). Юноша был приглашен в Петербург или в Москву для продолжения наук по окончании училища за казенный счет; в 1793 г. он прибыл в Москву и был препоручен университетскому куратору Михаилу Матвеевичу Хераскову. В 1798 г. он становится бакалавром, и университетская конференция поручает ему преподавание в классах российской грамматики Академической гимназии, где он сам еще недавно учился. Мерзляков сближается с молодежью, воспитывавшейся в Благородном пансионе, и входит в Дружеское литературное общество, основанное Жуковским. Позднее в письме к последнему он так вспоминал об этом времени: «Друг мой! теперь видишь ты, сколько причин заставляло меня обращать внимание на сочинения наших писателей! И советы одного из них, знаменитейшего, блистающего и теперь на горизонте Словесности Российской с таким отличием [имеется в виду И. И. Дмитриев – С. Шевырев], – и желание научиться, и желание быть по возможности полезным, и правила, которые приобрел я в незабвенном, – может быть, уже невозвратном для нас, любознательном обществе Словесности, где мы, поистине управляемые благороднейшею целию, все в цвете юности, в жару пылких лет, одушевленные единым благодатным чувством дружества, не отравленным частными выгодами самолюбия, – учили и судили друг друга в первых наших занятиях; и жертвуя по видимому своими удовольствиями, между тем нечувствительно и скромно, исполненные патриотизма и любви к изящному, приготовляли себя на будущее наше служение. – Где ты, драгоценное время? где вы, друзья моей юности? – Они рассеяны по разным местам и путям службы!. – Но утешимся в разлуке с ними! Они не изменили своим обетам; они помнят, помнят дружественную нашу школу, наши правила и цель: она сияет в их поступках и их сочинениях…».[155]