Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Одубер, Орлич, Фасио и бывший президент давно уже работали в одной команде, в атмосфере полного доверия и взаимопонимания. И вот теперь им предстояло определиться — сотрудничать с Теодоро или нет, — и не только по коммерческим делам, а и по втягиванию его в избирательную кампанию.

— Лично на меня сеньор Кастро, — первым начал личный друг Фигереса, крупный плантатор Франсиско Орлич, — произвел хорошее впечатление. И поэтому я хотел бы, чтобы он подключился к разработке твоей предвыборной программы.

Экс-президент, мотнув головой, холодно взглянул на Орлича и недовольным тоном заметил:

— А я вот до конца не убежден, что мы можем доверять ему. Мне необходимо иметь больше доказательств его лояльности к нам…

— Но абсолютно быть уверенным, — прервал его Даниэль Одубер, — ни в ком и ни в чем нельзя. Я считаю, что мы должны закрепить с ним и его семьей дружеские отношения. Об этом, между прочим, меня просила и Марджори1.

— Причем здесь Марджори? — недовольно проворчал экспрезидент. — Мы должны говорить сейчас не об установлении дружеских отношений и не о коммерческой сделке, которую обязательно заключим с ним, а о делах, связанных с большой политикой.

Фигерес и его ближайшие единомышленники, возглавлявшие в Коста-Рике оппозиционную буржуазную группировку, были достаточно опытными, хитрыми и недоверчивыми политиками, готовыми пойти на все, даже на еще один военный заговор, который они уже совершили три года назад.

— Я, как и Даниэль, тоже считаю, — вновь заговорил Орлич, — что сейчас, находясь в Италии и руководствуясь благополучием нашей национальной экономики, мы должны преследовать в первую очередь корыстные интересы, то есть надо заарканить сеньора Кастро как выгодного нам коммерческого партнера, а потом уже рассматривать его кандидатуру в качестве доверенного лица Фигереса в президентской гонке.

— «Потом» будет поздно, — не согласился с ним экспрезидент. — Когда мы покинем Рим, кто тогда будет вести с ним этот щепетильный, конфиденциальный разговор? Посол Фасио? Но послушает ли он его?

Орлич, Одубер и Фасио молчали.

— Учитывая положительные характеристики Теодоро Кастро и наши личные впечатления, — продолжал Фигерес, — мы должны воспользоваться случаем и вместе поговорить с ним. Нам надо убедить его, чтобы он все же взялся за подготовку моей предвыборной программы. Ты как считаешь, Даниэль? — Он повернулся к послу Одуберу.

— Я тоже считаю, что мы должны прибрать его к своим рукам. А если он заартачится, не согласится нам помочь в предвыборных делах, то мы должны пообещать ему, что хорошо отблагодарим за оказываемые услуги. Он же коммерсант и хорошо знает цену интеллектуального труда.

— А что скажут Антонио и Франсиско? — Фигерес перевел взгляд на Фасио.

— Мы — за то, чтобы посвятить его в наши предвыборные дела, — ответил Орлич.

— Говори только за себя! — вспылил Фигерес, начиная нервничать. — Итак, твое мнение Антонио.

— Я предлагаю провести с ним завтра такой разговор. В случае отказа от нашего предложения у нас будет еще время до отъезда из Италии дожать его, склонить на свою сторону.

Экс-президент кивнул и тут же распорядился:

— Поскольку Антонио давно знает сеньора Теодоро, он и пригласит его с супругой на завтрашний ужин в мой номер. К восьми вечера. Вы тоже, — он повернулся к Одуберу и Орличу, — подходите к этому времени со своими женами.

* * *

Отель «Рафаэль», в котором проживали костариканские влиятельные лица, располагался неподалеку от площади Навона, знаменитой своими красивейшими фонтанами. В холле Луизу и Теодоро встретил высокий, худощавый Антонио Фасио. Поприветствовав гостей, он провел их на второй этаж в номер экс-президента.

Когда Луиза и ее муж вошли в зал, где стояли два красиво сервированных стола, Одубер, Орлич, Фигерес и их жены зааплодировали: они впервые увидели своего соотечественника-коммерсанта, что называется, в полном параде — в смокинге и белоснежной рубашке с черной «бабочкой» он выглядел респектабельным, богатым коммерсантом с появившимся уже брюшком. Седеющие густые волосы были подстрижены ежиком, как у древнего римлянина. Немного загрубевшая на лице кожа указывала на то, что он провел немало лет в странах с жарким южно-американским климатом.

Когда мужчины стали усаживаться за один стол, а женщины — за другой, Теодоро, удивленный этим, спросил у Фигереса:

— А почему дамы сели за отдельный стол?

— Потому что в присутствии дам костариканцы не говорят о политике, а мы пригласили тебя для того, чтобы поговорить о ней, — хмуря брови, ответил экс-президент.

— До чего ж поганая вещь эта политика, если о ней даже нельзя говорить в присутствии женщин, — немедля отреагировал Теодоро.

— Да, политика — вещь поганая, — подхватил карьерный дипломат Даниэль Одубер. — В наше время она заслоняет у нас все на свете.