Сверхчеловек

Как он упал, и что с ним случилось, смотреть не могу. Но его предсмертный крик ещё долго после этого звучит у меня в ушах. Напарник ехидно замечает, что выбора-то у нас особого не было. Поскольку «прикрывать» от того, чтоб его заметили, ещё и Хосе, мы точно не смогли бы. Как и приказывать Хосе то есть, то пить, то спать.

А нам приходится быть циничными и жестокими. И не оставлять после себя следов. А, главное — не замёрзнуть! И вообще — мы всегда правы! Потому что англосаксы.

И поскольку вокруг нас сейчас минус тридцать, а одежонка — не очень-то, нужно срочно «включать» подогрев. Который требует пусть не сил, но — концентрации.

Так мы и делаем. Теперь вокруг нас — тёплый «кокон», который поддерживает плюс пятнадцать, охлаждая окружающий нас, и непосредственно примыкающий к кокону воздух до минус сорока. Ну, хотя бы замёрзнуть, или подцепить простуду, нам теперь не грозит.

Топать по хрустящему и скрипящему насту, в который проваливаюсь по щиколотку — удовольствие не из приятных. И мне даже становится жарко. Отвожу часть тепла наружу: за пределы кокона. Солнце вновь садится, (День здесь сейчас длится часов пять, не больше!) чтоб погрузить эту часть материка в долгую ночь, и сейчас светит мне прямо в спину. Ну, хоть щуриться не надо. Моя длинная тень мотается из стороны в сторону передо мной, и вскоре я ловлю себя на том, что боюсь на неё наступать… Странно.

Синдром полярника, что ли, какой?!

А, ну да. Ведь я и сейчас продолжаю «прослушивать» мысли некоторых бодрствующих членов экспедиции, живущих там, на Станции. А у них он, этот непредсказуемый и принимающий самые разные формы, синдром, вполне мог успеть развиться. И вообще, как говорят психологи, одиночество, пустынные земли вокруг, и снег вокруг очень даже способствуют. Проявлению всяких там врождённых фобий и комплексов. И маний. И за четыре месяца они проявляются даже у тех, кто прошёл там, на Большой Земле, даже самый строгий медицинский контроль. И психологические проверки.

Но мне ничего этого бояться не нужно. Нужно только не дать себе сопереживать всерьёз всем этим бедолагам. Ну а то, что они именно такие, чувствую, подобравшись уже на пару километров. Ушло, правда, на это почти полчаса — догадался лететь, только когда устал, как собака. Но ногами всё равно шевелить продолжаю: подцепить здесь обморожение — как раз плюнуть! Снегу ведь не объяснишь, что меня нельзя морозить!

Зато можно просто подняться над его поверхностью. И не контактировать с ней.

Но вот я и перед огромным казённого вида зданием. В форме простой коробки из-под обуви. Стоящей на высоченных опорах. А вернее — вся Станция — скопление именно таких коробок. Даже не соединённых крытыми или изолированными переходами. Да, я помню, как в шестидесятые американцы имели амбициозную мечту зарыться глубоко под поверхность льда, и выплавить и вырубить там систему пещер. Чтоб, если всё будет нормально, завезти и сюда ядерные ракеты. Чтоб русские напряглись…

Но номер не прошел. Жить и работать, и уж тем более — содержать в рабочем состоянии капризную технику подо льдом не получилось. По чисто техническим причинам.

И вот теперь американцы живут на сваях. Совсем как те же русские в Сибири, в условиях арктической вечной мерзлоты.

Ладно. Меня тут никто не ждёт.

А меня здесь и нет.

Но свободные комнаты, в которых никто не живёт, и в которые никто не заглядывает, имеются.

Стало быть, можно заселяться.

6. Большой Антарктический «Сюрприз»

Дверь тамбура, в которую стал ломиться, поднявшись по стальной лестнице, забухла. Вернее — примёрзла, поскольку она железная. Ну, мальчик я не маленький — справился. А внутреннюю дверь открыл вообще без проблем. И на меня, от которого валил пар, и текло тающее безобразие, никто даже выйти поглядеть не озаботился: уж я постарался внушить им всем, что они ничегошеньки не слышат. А я действую бесшумно. Хотя какое там — бесшумно. Ломился, ругался, и топал я, аки слон в посудной лавке…

Хорошо хоть, ничего им с непривычки не сломал. А сломать тут или уронить — пара пустяков. Коридоры узкие, низкие, и ещё загромождены пустыми и полными ящиками и канистрами с продуктами. И прочим барахлишком — тут и приборы, и запасные портативные генераторы, и буры, ручные и механические, и даже ящик с канцелярскими принадлежностями — для записей традиционным способом. Потому что компы, как с ними не бьётся местный айтишник и три техника, нет-нет, а вырубаются. И всё, что имелось на харде — пропадает. Специфика, ничего не скажешь. Вся надежда на флэшки…