Святые старцы

7 марта 1815 года отец Мелхиседек был пострижен в мантию с наречением нового имени - Макарий, в честь преподобного Макария Великого. Через пять дней состоялась иеродиаконская хиротония, которую провел епископ Орловский и Севский Досифей (пятнадцатью годами раньше он рукополагал в иеромонахи отца Василия (Кишкина)), с июня отец Макарий стал ризничим обители. А в декабре того же года в Площанской пустыни появился настоящий старец - схимонах Афанасий (Захаров), бывший ротмистр гусарского полка, ученик Паисия (Величковского). Приехал ненадолго, но в апреле 1817-го вернулся - уже навсегда. Это и был тот самый Учитель, появления которого жаждала душа иеродиакона Макария. Образец кротости, милости и смирения, отец Афанасий стал тем очагом, у которого согревалась вся Площанская братия. Опираясь на палку (хромал из-за сломанной ноги), он никогда не садился во время служб, чтеца слушал внимательно и задумчиво и часто восклицал при этом: «О слово, исполненное великой пользы! Надобно бы его записать», - как будто слышал чтение впервые. Советы монахам давал со слезами, да так, что плакать о своем недостоинстве начинали и слушавшие. Но самое главное -в его келии хранился бесценный рукописный архив: копии всех трудов Паисия (Величковского), лично выправленные Паисием переводы писаний преподобного Макария Великого, святых Иоанна Лествичника, Варсонофия, Фалассия, Симеона Нового Богослова, переведенные им самим огласительные слова Феодора Студита, Григория Паламы и др. Нечего и говорить о том, каким внимательным читателем всех этих трудов был отец Макарий...

27 мая 1817 года владыка Досифей рукоположил 26-летнего отца Макария во иеромонаха. В следующем году настоятелем Площанской пустыни был назначен ученик старца Василия (Кишкина) - иеромонах Серафим (Веденисов), при котором число братии достигло ста человек. В 1826-м он скончался, но иеромонах Маркеллин (Патрикеев) стал его достойным преемником. А в 1827-м в пустыни поселился и сам старец Василий. Учитывая, что в октябре 1828-го в обитель на полгода прибыл также старец Лев (Наголкин), в Площанской собрался в это время настоящий «цветник» русского старчества. Великие старцы старших поколений быстро оценили духовные дарования молодого иеромонаха Макария. Он стал духовником отца Василия, но особенно близкие отношения у него возникли с отцом Львом, который заменил иеромонаху наставника -скончавшегося в октябре 1825-го Афанасия (Захарова), и стал его духовным отцом.

Во время пребывания в пустыни отец Макарий несколько раз выбирался в паломнические странствия. Дважды, в 1814 и 1819 годах, посещал Киев, причем ходил туда пешком, в убогой одежде, с посохом странника. На обратном пути навещал Глинскую пустынь, где общался с ее строителем игуменом Филаретом (Данилевским). В 1824-м, во время поездки в Ростов на поклонение мощам святителя Димитрия Ростовского, он впервые посетил Оптину пустынь, с которой затем будет связана вся его жизнь. Но до этого было еще далеко. Нагрузка в Площанской пустыни прибавлялась - с 10 июня 1826-го отец Макарий был благочинным, с января 1827-го - духовником Севского Троицкого монастыря, летом 1831-го стал членом комитета по постройке в Севске училищного корпуса, а осенью того же года сопровождал епископа Орловского и Севского Никодима (Быстрицкого, 1786-1839) в Петербург в качестве эконома и казначея. Кстати, этот выбор косвенно подтверждает достоинства отца Макария, так как владыка Никодим был известен своей строгостью, чтобы не сказать придирчивостью, и привечал только очень способных людей.

По пути в Петербург отец Макарий посетил в Оптиной старца Льва, и между ними завязалась переписка. Из нее следует, что послушания сильно тяготили иеромонаха. «Вижу себя весьма неспособна к распоряжению по части экономической, - делился он мыслями со старцем, - и что будет далее со мною, не знаю; но будет воля Божия! Пошел сюда я не по своей воле и не ради почести или других видов, но единственно за послушание». 2 июня 1831 года он писал: «Лишение мест пустынных, образа жизни и чина монастырского наносит томность и унылость». Отец Лев утешал духовного сына, на что отец Макарий отвечал: «Вы, батюшка, от преизбытка преизливающейся в Вас отеческой любви утешаете меня, не видя вполне худого моего устроения. <...> Вы изволите писать, что я не по собственному предложению здесь нахожусь. Это действительно так, а за послушание. Но сего последнего вижу себя не исполняющим, а много прекословящим и отрицающася, почитая оное для себя невместным, и не терплю со смирением укоризны. <...> Я должен всегда находить в себе вину, а этого нет».