Одним из главных его душевных качеств была любовь к ближнему. Он трогательно ухаживал за больными монахами, многих снабжал деньгами и вещами, причем всегда старался скрыть свое благодеяние от посторонних глаз. Иеросхимонах Савватий (Нехорошев) вспоминал: «Около скита в это время стояла какая-то бедная девочка с набранной ею для продажи земляникой. Вдруг выходит из скита батюшка Макарий. Завидев у бедной ягоды, он начинает с нею торговаться: “Что просишь? Что просишь?” Та говорит: “Гривенчик пожалуйте, батюшка”. Но батюшка, заметив, что неподалеку от него я тут нахожусь, чтобы скрыть свое добродеяние от меня, отвечает: “Дорого, дорого! Пятак, бери пятак! Больше не дам, больше не дам!” А сам сует ей в руку рубль серебряный».
Иногда, впрочем, он мог преподать близким урок смирения. Однажды, когда из цветущего в скиту плодового сада начали пропадать соловьи (на них охотились кошки), духовный сын батюшки, послушник Павел Покровский (впоследствии иеросхимонах Платон), пришел к нему с необычной просьбой:
- Благословите, батюшка, побить кошек!
Известный своей любовью к котам, старец нахмурился:
- За что их побить?
- Да как же, они всех соловьев поели.
- Ну так что же? Это их естественное свойство! - И начал выгонять послушника из келии: - Ах ты, такой-сякой, что удумал!..
И мало того что вытолкал вон, так еще и надавал подзатыльников. Оскорбившись, Павел решил про себя покинуть монастырь. Но через три дня старец сам пришел к нему со словами раскаяния:
- Павел, ты обиделся на меня? Обиделся?.. Ну, прости. - И поклонился молодому человеку в ноги.
«Это глубочайшее смирение великого старца, имя которого в свое время славно было не только по всей России, но и за пределами ее, поразило меня до глубины души, -вспоминал отец Платон. - Весь в слезах, мгновенно я сам бросился старцу в ноги, прося простить меня». А отец Макарий тихо сказал:
- Что же ты уж и от меня-то ничего не хочешь понести? И если от меня не терпишь, то от кого же возможешь потерпеть что-либо? Терпеть скорби необходимо, душевные потрясения необходимы нам для нашего же спасения...
В другой раз отец Макарий вразумил послушника Алексея Зерцалова (впоследствии Оптинского старца архимандрита Анатолия, 1824-1894). Летом 1856 года, пообщавшись с архимандритом Игнатием (Брянчаниновым), тот поспешил поделиться со старцем своей радостью, тем более что Игнатий очень хвалил его и даже сравнил с Иосифом Прекрасным.
- Я сейчас от петербургского архимандрита! Что он мне сказал, батюшка! Что я Иосиф Прекрасный, что он очень рад меня видеть и утешается мной.
Но старец на полуслове прервал этот поток:
- Да как же ты смеешь так думать? А? Да ты. - и замахнулся палкой.
Присутствующие замерли, ожидая, что сейчас отец Макарий обрушит свою трость на голову провинившегося. Но старец вместо этого сказал:
- Смотрите-ка, какой большой! Ну-ка, ну-ка, давай смеряем... - И, подойдя к Алексею вплотную, начал палкой «измерять» его немалый рост, а сам зашептал в ухо: - Ну не дурак ли ты? Ведь архимандрит - вельможа петербургский. Он день и ночь со знатью, да и с какою знатью-то! Там похвала необходима, он привык хвалить. А ты уж и в самом деле думал, что ты великий человек? Ты длинный человек, вот и всё тут. Плюнь. Забудь всё это. Ступай, Бог тебя благословит.
Конечно, такие случаи глубоко западали в душу того, чьи грехи старец обличил, и способствовали самосовершенствованию.
Каждому своему духовному ученику отец Макарий советовал в свободное от послушаний время читать в келии труды Святых Отцов, особенно выделяя книгу поучений преподобного аввы Дорофея - «монашескую азбуку», как он называл ее. Следил за тем, чтобы никто из братии не был праздным, говаривая: «Монах, занятый делом, борется с одним бесом, а праздный - с многими». Наблюдал, чтобы братия поддерживала между собой мирные и теплые отношения. Его строгая и ласковая опека привела к тому, что Оптина пустынь вступила в период своего расцвета, «золотого века», когда монашествующие представляли собой единую семью.