Связанные звездами

Точно в 7.15 утра в пятницу, 24 ноября Жюстин Кармайкл распахнула шторы в гостиной. Она, конечно, не ждала, что Ник Джордан будет стоять на своем балконе в праздничном колпаке и со связкой воздушных шариков в руке. Не ждала она и того, что подарок, или хотя бы открытка, будут ждать ее в их корзине. Но когда она увидела, что корзина пуста и висит на стороне Ника, когда поняла, что в квартире напротив, судя по всему, никого нет дома, Жюстин все же почувствовала легкий укол разочарования.

Вскоре, тем не менее, стали поступать поздравительные звонки и сообщения. Мэнди позвонила по дороге на работу и кричала в трубку так, как, по ее убеждению, кричат все, кто разговаривает в наушниках. Затем позвонил отец Жюстин, который был где-то в зарослях, гонял жеребят со взлетной полосы; он здорово запыхался, но голос был довольный. Жюстин посмеялась над пошлой шуткой, которую прислал в сообщении брат, и улыбнулась, прочитав намного более приличное сообщение от Тары, которая обещала позвонить попозже днем, чтобы как следует поболтать.

Затем позвонила тетушка Джулия, сестра Мэнди, которая никогда, ни разу за все эти годы, не забывала поздравить Жюстин с днем рождения, позвонив утром. И к ее вящему удивлению, ровно в восемь утра пришло сообщение от Тома. Оно было слишком безликим, даже для сообщения от бывшего. «Наилучших пожеланий и множество радостных моментов в этот день», гласило оно, и Жюстин стало интересно, не поставил ли Том какое-нибудь приложение на телефон, автоматически рассылающее стандартные поздравления с днем рождения всем из списка контактов с учетом часового пояса.

Когда шквал звонков и сообщений поутих, в квартире Жюстин сгустилась неуютная тишина. Выкладывая два с половиной низкокалорийных батончика в чашку, она думала об отсутствии подарков, которые можно было бы открыть. Наливая в чашку молоко, она размышляла над тем, что ей не с кем разделить завтрак в день рождения. Краем ложки разламывая батончики пополам и еще раз пополам, Жюстин понимала, что люди, которые ее любят, о ней не забыли. Но также она понимала, что ни для кого из них она не была единственной.

Дни рождения были совсем другими в детстве, задумалась Жюстин, проходя через Александрия Парк по пути на работу. Когда ей исполнялось семь, восемь, девять, она просыпалась утром с ощущением, что этот день особенный, что это ее день. И день был особенным до самого вечера, до того момента, когда приходило время отправляться в кровать. Тогда 24 ноября для нее был ярче, острее, живее, насыщеннее, чем любой другой день в году.

Затем, в подростковые годы и сразу после того, как ей исполнилось двадцать, это ощущение возвращалось время от времени. Двадцать четвертое ноября казалось совершенно обычным днем, пока Жюстин не вспоминала внезапно, что на самом деле у нее день рождения. И ощущение праздника вырывалась наружу, как цветная газировка из растрясенной бутылки. Но сейчас, когда ей исполнилось двадцать семь, она ощущала лишь призрачные отголоски того неудержимого, яркого веселья, и ей становилось грустно при мысли, что с каждым годом оно будет выцветать все сильнее, пока день рождения не превратится в самый обычный день.

Чтобы отвлечься от унылых мыслей, Жюстин решила срезать путь через торговые ряды и нанести удар в защиту чести и достоинства авокадо. Подходя к лавке зеленщика, Жюстин заметила роскошную витрину с летними ягодами. Там была клубника и малина, ежевика и черника, красная и черная смородина, маленький лоток ранних вишен, и все это изобилие переливалось словно россыпи драгоценных камней. Этого было достаточно, чтобы заставить Жюстин с тоской вспомнить о ягодных пудингах и пирожных, которые мать готовила на ее дни рождения в детстве, и почти достаточно, чтобы заставить Жюстин забыть о лишней «д» в табличке над кучкой авокадо.

Но не совсем.

Приготовив ручку, она выглянула из-за горы мускусных дынь. Посмотрела налево, направо и снова налево, прежде чем подбежать к раздражающей табличке и с удовлетворением поставить жирный крест на лишней согласной.

Возможно, сегодня Жюстин не слишком тщательно провела разведку, а может быть, ей просто не повезло, но прежде, чем она успела одеть на ручку колпачок, на ее плечо опустилась тяжелая рука.

Зеленщик был лишь немногим выше Жюстин, но значительно шире. Неправильный прикус и огромные нижние клыки даже в обычный день придавали ему некоторое сходство с бульдогом. А сейчас он, к тому же, был похож на бульдога, разъяренного, брызжущего слюной. Он схватил Жюстин за руку, в которой все еще была зажата ручка без колпачка. И сжимал до тех пор, пока ее пальцы не заболели, а черные чернила не растеклись по ее ладони. Он стоял так близко, что Жюстин могла видеть щель между зубов, похожую на дуло пушки, и намекающую на то, что хозяин редко пользуется зубной нитью. Если вообще пользуется.

– Пошла. Прочь, – процедил он, и, хотя на крик он не перешел, лучше от этого не стало. – И не смей здесь появляться. И никогда больше не трогай мои таблички, и вообще не лезь ко мне.