Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

В феврале 1945 г., через месяц после освобождения Варшавы, Янина Давид вышла из укрытия. Она воссоединилась с Эриком, верным немецким мужем Лидии, давней пассии ее отца. В хаосе, воцарившемся после восстания и разрушения города, Лидия и ее последний любовник-немец пропали, и Эрику пришлось обыскать множество приютов, прежде чем он смог найти монастырскую школу Янины. Девочка разрывалась между Эриком и его сыновьями, к которым успела крепко привязаться за те месяцы, пока пряталась в их квартире, и своей уцелевшей семьей – двумя кузенами, которых совсем не любила. Кузены пришли в ужас, узнав, что она приняла христианскую веру, и спрятали серебряный медальон, подаренный ей сестрой Зофьей, но еще больше Янину оскорбляли их навязчивые разговоры о наследстве и истребовании имущества. В конце концов, когда ей исполнилось пятнадцать, они разрешили ей жить одной, и летом 1945 г. Янина вернулась в свой родной город Калиш, сняла там комнату и стала дожидаться возвращения отца. Кузены платили за комнату и за школу, когда осенью снова начались занятия, а Янина каждый день торопилась после уроков домой, чтобы проверить, есть ли какие-нибудь новости. Она знала, что отец пережил окончательную ликвидацию Варшавского гетто, и в последний раз слышала год назад – от Эрика, – что он попал в лагерь под Люблином [20].

Однажды, как это часто бывало прежде, Янина пошла в кинотеатр, не проверив заранее программу. И пока люди вокруг нее плакали, теряли сознание и громко молились, она сидела, стиснув зубы и внутренне похолодев. В тот вечер в кинотеатре показывали советский фильм об освобождении Майданека, лагеря, где держали ее отца. Как она написала позднее, увиденное отняло у нее последнюю детскую мечту: теперь она была уверена, что Бога не существует. Летом 1946 г. она встретила в городской библиотеке сокамерника своего отца, который рассказал, что ее отец не выжил. И все же она не могла до конца осознать его смерть [21].

Янина оставила Калиш с его шумными улицами и нашла убежище в загородном домике, в котором провела с родителями последнее лето перед войной. День за днем она принимала солнечные ванны в купальнике, который последний раз надевала, когда ей было десять лет, и прокручивала в голове увиденные в кино картины ночного лагеря смерти, пока ей не удалось постепенно заменить их воспоминаниями о жизни в гетто: «наша старая комната, госпожа Краут и ее муж, Рахиль, Шереки, Ботусы, улицы, толпы и ворота Умшлагплаца», в которые (Янине пришлось это признать) не прошла она одна. «Медленно, по одному слову, по одной мысли за раз я начала осознавать невыразимое: мои родители умерли». И хотя после этого она почувствовала, что готова покинуть летний домик и Польшу, потребовались десятки лет странствий по Франции, Австралии и Великобритании, прежде чем она нашла для себя постоянный дом. И только тогда она решила рассказать свою историю на своем четвертом (как минимум) языке, английском [22].

14 августа 1945 г. с аэродрома Рузине в западной части Праги вылетела дюжина бомбардировщиков «Ланкастер», увозивших в Британию первые три сотни мальчиков и девочек. Всего в Британию переправили более 700 выживших в лагерях детей младше 16 лет. Их приезд был частью особой договоренности между Министерством внутренних дел и Леонардом Монтефиоре и другими деятелями, еще до войны занимавшимися спасением еврейских детей от нацистов (в 1938 и 1939 годах их усилиями была осуществлена операция Kindertransport

– Детский транспорт). Только 17 пассажирам первого послевоенного транспорта было меньше 12 лет. Шестерых самых маленьких (тех, кому исполнилось 3–4 года) отправили в Бульдог-Бэнкс, усадьбу в Уэст-Хотли в Суссексе, переданную Анне Фрейд и Дороти Берлингхэм под ясли для военных сирот [23].

Эти шестеро детей из сиротского приюта в Терезиенштадте осенью 1944 г. сумели избежать массовых депортаций в Аушвиц-Биркенау и пережили в гетто последний период голода, тифа и разрухи. После всего перенесенного, даже попав в новый дом, они продолжали постоянно плакать и пачкаться.