Свидетельница Гора

Кстати, на этой планете нет ничего необычного в том, что мужчина столь трепетно относится к таким обычным вещам, как цветы. Впрочем, не исключено, что в характере у всех мужчин найдется аналогичная слабость. Я не знаю. Во всяком случае, здешние мужчины, или точнее большинство из них, возможно, по некой причине культурного характера, как мне кажется, не боятся этой части своего я или, по крайней мере, не делают попыток скрыть этого. Наверное здесь, учитывая культуру, в которой они выросли и проживают, культуру, в которой законодательно закреплены их естественные права, права мужественности и доминирования, они могут позволить себе быть цельными мужчинами, а не окультуренными или политизированными полумужчинами, того или иного вида. Конечно, сначала мне это показалось парадоксальным. Представьте себе, каково мне было обнаружить мужчин с такой огромной любовью относящихся к природе, и при этом совершенно не заботящихся о съежившейся от страха женщине, закованной в цепи у их ног. Неужели нас, за то, кем мы были, расценивали, недостойными большего внимания, чем тонкие лепестки крошечного цветка? Неужели они знали нас настолько хорошо? Не был ли наш истинный характер настолько очевиден для них? А может, спрашивала я себя, они считали нас своими тайными врагами? Они думали, что мы ведем скрытую войну против них? Не понимали ли они также и того, что мы были тем тайным врагом, который, на самом деле, хочет капитуляции, подчинения и порабощения? Не понимали ли эти мужчины, что мы сами хотели проиграть тайную войну, быть побежденными, полностью, что мы сами жаждали завоевания и унижения, чтобы согнуть свои шеи перед ошейниками победителей для того, чтобы затем служить им в качестве их беспомощных рабынь? И прошло не так много времени, прежде чем я пришла к пониманию того, что это странное соседство, этот кажущийся парадокс, эта любовь к цветам и порабощение женщин, являются двумя сторонами одной монеты. И дело здесь не только и не столько в том, что они знают нас, и знают нас хорошо, знают о нашей мелочности и тщеславии, каковые свойства и бросают нас к их ногам. И даже не просто потому, что они знают нас, и знают это хорошо, что мы, будучи их врагами должны быть побеждены и брошены к их ногам. Они бросают нас к своим ногам, где нам и надлежит быть, просто, частично из-за их приверженности природе, а частично по причине их нежелания ставить ее под угрозу. Просто они знают, что, если нас не удержать там, то мы уничтожим их самих. Мы презираем и ненавидим мужчины, слишком слабых для того, чтобы держать нас в рабстве, поскольку тем самым они не только предают себя, но и отказывают нам в нашей собственной природе. Мы хотим всего лишь принадлежать, служить и любить наших владельцев. Разве мы просим слишком многого?

Но внезапно, горячая волна рабского ужаса прокатилась по моему телу. Я была рабыней. Рабовладельцы могут сделать со мной все, чего бы им ни захотелось! Я собственность!

Я смотрела вслед свободной женщине, что уходила прочь от нас. Ее крошечная ладошка покоилась в руке работорговца.

Она что, сошла с ума, спрашивала я себя. Хотя, может быть, она хорошо знала его. Не исключено, что это был человек хорошо известный в городе. Возможно, он не представлял какой-либо опасности. Конечно, она должна была понимать значение тех трех крохотных шевронов на его левом рукаве. Но неужели, понимая это, она не знала того, как он обращался с сотнями, а возможно и тысячами таких, как она, заковывая их в цепи и ошейники, оценивая и определяя порядок их продажи, и получая с этого прибыль?

Они уже почти пересекли террасу.

Интересно, задавалась ли она, скрытая под тяжелыми одеждами и вуалями, идя с ним через террасу, вопросом, каково это чувствовать рабское железо на своих конечностях, каково это чувствовать под своими босыми ногами посыпанную опилками поверхность сцены рабского аукциона, каково это слышать призывы аукциониста, предлагающего ее к вниманию покупателей.

— Они ушли, — шепнула я Леди Констанции, когда пара скрылась на лестнице. — Можно вставать.

Девушка поднялась на колени. Ее качало из стороны в сторону. Она дрожала всем телом. Честно говоря, я сомневалась, что в данный момент она смогла бы стоять на ногах без посторонней помощи.

— Меня же могли избить, — прошептала она.

— Вы в ошейнике и одеты как рабыня, — напомнила я.

— Она могла избить меня стрекалом, — добавила леди тихим голосом. — Как простую рабыню!

— Конечно, — буркнула я. — И признаться, меня удивляет, что она этого не сделала.

— Почему? — спросила девушка.

— Стрекало не оставило бы следов на вашей коже, — объяснила я. — Точнее, от него остались бы полосы, которые, сошли бы в течение одного дня или чуть больше, и лишь в течение этого срока, возможно, имели бы некоторое влияние на вашу цену, а потом эти полосы исчезли бы без следа.

— Тогда, почему меня не избили? — удивилась моя подопечная.