Потребность в свободе и потребность в социальном взаимодействии – неотделимые друг от друга, хотя часто и противоречащие друг другу, – представляются постоянным свойством условий человеческого существования. Грубо говоря, острота одной из этих потребностей зависит от степени удовлетворения или неудовлетворения другой. Баланс между ними меняется по мере того, как мы переходим из одной исторической эпохи в другую, или из одного общества в другое. Капиталистическая революция воспламенила массовое воображение идеалом свободы от сословных несправедливостей и тягостной опеки корпораций или приходов. Но когда такие принуждения были сломаны и отброшены, большинство обнаружило, что свобода означает необходимость полагаться на собственные ресурсы – что было бы прекрасно, будь у тебя такие ресурсы. Для многих сильная власть снова стала приоритетом – и кандидат в диктаторы, обещавший растерянным солидную дозу законности, порядка и уверенности, имел все шансы быть широко услышанным и внимательно выслушанным.
В какую сторону движется маятник в обществах того типа, в каком живем мы? Чего нам не хватает больше – свободы или общинной солидарности? Смогло ли наше общество, с его свободой стремиться к богатству и социальной значимости, с его свободной конкуренцией и непрерывно растущим диапазоном потребительского выбора, предоставить всю ту свободу, какой может пожелать человек? Является ли удовлетворение другой потребности – в общинной поддержке – последней задачей, еще остающейся на социальной повестке?
Четкий ответ на этот вопрос трудно найти и еще труднее обосновать. Малейшее смещение в когнитивной перспективе (на какие аспекты жизни или на какие категории людей наведен фокус) может привести к очень далеким друг от друга картинам. Многие наблюдатели с полным основанием указывают, что капитализм, особенно в его потребительской фазе, открыл для большинства людей возможность применять свой ум, волю и способность суждения в неслыханных прежде масштабах (возьмите, например, комментарии Брайана С. Тернера о роли потребительского выбора в расширении индивидуальной свободы[38]
). Другие подчеркивают, столь же основательно, огромные успехи в социальном контроле над индивидуальной жизнью, которые стали возможны благодаря внушительному прогрессу информационной технологии, так называемых «социальных профессий» и даже новой версии «социального тейлоризма», на этот раз регулирующего потребительское поведение. В следующей цитате из работы Робинса и Уэбстера мы находим редкостно сбалансированное и умеренное выражение этого взгляда: «Сферы жизни стали более сознательно и систематически регулироваться, более явно управляться, нежели в прошлом (когда основными средствами контроля служили голод, угнетение и тирания природы), – с тем, чтобы лучше предсказывать, направлять, учитывать и использовать желания, нужды, мотивы и действия людей. Мы полагаем, что этот контроль теперь более интегрирован в социальные отношения, нежели прежде, и что – хотя и необязательно принимая жесткую или даже всего лишь неприятную форму – он более экстенсивен, чем прежде, так что даже „попытки бегства“ от рутины и предсказуемого рабочего поприща в хобби, выходные, фантазии и пр. обычно заранее упакованы и предписаны»[39].Несколько обособленное направление в современной социологии занимается не столько совокупным объемом свободы или несвободы, который производит современное общество, сколько непостоянным характером тех свобод, которое это общество может предоставлять. Читатель, возможно, помнит из предыдущей главы, что современная версия свободы отмечена тесной связью с индивидуальностью и капитализмом; однако именно эта связь теперь объявлена быстро исчезающей. Утверждается, что какую бы свободу мы ни находили в нашем обществе, она, безусловно, не принимает форму самоутверждающегося, независимого, суверенного индивида, которого мы привыкли считать ее самым наглядным воплощением с самого начала современности и капиталистического общества. И поэтому Аберкромби, Хилл и Тернер предполагают, что «индивидуализм и капитализм уже не служат друг другу. Капитализм перерос индивидуализм и теперь уже не настолько формируется им, как это было прежде. Более того, есть признаки, что в современном мире индивидуализм может оказаться для капитализма дисфункциональным». Они заключают: «происходит прогрессирующая эрозия области свободы и соответствующее бегство в то, что еще осталось от частного мира»[40]
.Не формулируя подобной гипотезы, Норберт Элиас выдвинул теорию, которая рисует прогрессирующее расхождение между капитализмом и «суверенным индивидом» как неизбежное. Более того, выживание «суверенного индивида» невозможно, если принцип, определяющий капитализм («свободная конкуренция»), применять безоговорочно. Это мощная теория, основанная на проницательном анализе обширного исторического материала и развитая с безупречной логикой.