21 октября 1599 года о решительном отказе Бруно отречься узнала конгрегация. Через месяц она снова допросила Бруно. Видимо, обвиняемый остался неколебим. Затем месяц занимались им доминиканцы. 20 января 1600 года – дата вынесения смертного приговора. К этому дню Бруно написал новый мемориал, который, как указывалось в отчете, «был вскрыт, но не прочтен». Причина ясна: как ни обрабатывали Бруно члены «его» ордена, ордена «Братьев проповедников», обвиняемый не согласился на отречение и, напротив, готов был «дать отчет обо всем, что писал и говорил», перейти в наступление против «каких угодно богословов» – и еще он взывал «к святому апостольскому престолу»! Что же престол? «Святейший владыка наш, – говорится в одном из документов католической церкви, – заслушав мнения светлейших, повелел довести дело до конца, применяя надлежащие средства…». Дело до конца довели, средства «применили».
Итак, Бруно выбрал свой конец. И скорее всего, должен был испытать – как ни парадоксально звучит это в данном случае – известное облегчение. Теперь не нужно было вести изнурительную и унизительную борьбу на поле догматики и ритуалистики. Теперь – что, возможно, стало самым главным – жизнь для самого Бруно обретала новый смысл. Жизненная драма увенчивалась достойным ее героическим финалом. Совмещались своими основными контурами прожитая жизнь и идейно-нравственный идеал личности, запечатленный Ноланцем в разных его работах, но более всего – в диалоге «О героическом энтузиазме».
Зная трагический эпилог жизни Бруно, поражаешься тому, как часто он, рисуя образ и предвидя судьбу Героического Энтузиаста, вводит тему костра и близкой мучительной гибели. Но не потому ли это произошло, что инквизиция строже всего, как раз пылающими кострами, карала «отклонения» от веры? И не потому ли, что человек того времени, скорее всего, содрогался от мысли о страшных застенках инквизиции и в кошмарных снах видел себя ее жертвой, – не потому ли Бруно настойчиво советует Героическому Энтузиасту воспитывать в себе готовность перенести во имя того, что считает истиной, любые физические и нравственные пытки и предпочесть, если придется выбирать, достойную и героическую смерть «недостойному и гнусному триумфу»?
Не обесславив себя паденьем, Бруно возвысился над судьями.
Аркадий Недель