Сволочь

— А зачем она тебе?

— Хочу ее кошаку морду набить.

— Сдурел?

— А че он на людей кидается? У нас тут не Африка, чтоб на людей кидаться.

— Уважаем, — сказали рабочие. — Мож, все-таки портвейну?

— Вот разберусь с ней и выпью. Так где Люсьена-то?

— А прямо по коридору и налево, вторая дверь за углом.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, самоубивец. Если в живых останешься — приходи. С пакетом своим. — Они потянули носами воздух и мечтательно добавили: — Лошадьяк с шампусом. Сила…

Я прошел прямо по коридору, свернул налево и постучался во вторую дверь.

— Да? — осведомились за ней.

— Это Люсьена или Зося? — на всякий случай спросил я.

— Очень смешно. Зося в клетке. Но ради такого остроумного визитера могу ее выпустить.

— Не стоит, я к вам.

Я толкнул дверь и вошел в гримерку. Люсьена, успевшая переодеться в темно-фиолетовый японский халат, расписанный желтыми драконами, сидела в кресле перед зеркалом и с видимым удовольствием любовалась собой.

— О Господи, — проговорила она, увидев мое отражение. — Снова ты. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Естественно, — подтвердил я. — Вы же меня сами пригласили.

— Я? — Люсьена изогнула бровь. — Когда это я тебя приглашала, наглец?

— А разве вы не сказали, что если я доживу до конца представления, мы с вами поговорим насчет коньяка. и прочего?

Люсьена отвернулась от зеркала и взглянула на меня неотраженного. В ее взгляде и во всей осанке чувствовалось нечто королевское.

— Не могу понять, — изрекла она, — чего в тебе больше — глупости или наглости?

— Они во мне смешаны в гармоничной пропорции, — скромно ответил я. — А нельзя ли их переименовать в безумие и дерзость?

— Пока не вижу ни малейшего повода для переименования.

Я шагнул к Люсьене и поцеловал ее в губы, звякнув пакетом о ручку кресла. В ответ послышалось рычание.

— Вы чего? — изумился я, отпрянув.

— Это Зося, — усмехнулась Люсьена. — Она в клетке, в кладовке. Что это у тебя в пакете звенит?

Я достал бутылку шампанского и поставил на гримерный столик.

— Фу, — сказала Люсьена. — Напиток для барышень из ПТУ, желающих сойти за светских дам. Такого не пью.

Я извлек коньяк.

— Это уже несколько ближе к делу, — кивнула Люсьена. — Тебе что, выпить не с кем?

— Не с кем, — ответил я. — Я сегодня разогнал всех потенциальных собутыльников — от закадычных друзей до заслуженных работников сцены.

— И ради чего такие жертвы?

— Ради вашего искусства, которое требует от меня жертв.

— Ты пришел поговорить об искусстве?

— Конечно, нет, — ответил я. — Я пришел поговорить о безобразном состоянии железных дорог. Шпалы прогнили, рельсы проржавели, электрички опаздывают, машинисты спиваются…

— Иди сюда, дурачок.

Я опять приблизился к Люсьене. Она наклонила мою голову и поцеловала в лоб.

— А теперь езжай домой, — сказала она. — И не огорчай родителей.

— Не могу, — ответил я. — Метро уже закрыто.

— Поймай такси. Ты ведь, судя по цветам, шампанскому и коньяку, из богатеньких? Мальчик-мажор?

— Я мальчик-минор, — понурился я. — И я беден, как цирковая мышь. Мое такси везет другого.

— Все потратил на цветы и выпивку?

— Не ваше дело.

— Не груби старшим. На такси я тебе дам.

— Что? — возмутился я. — За кого вы меня принимаете?

— За самоуверенного авантюриста.

— Уже получше, чем наглый дурак.

— Ну, и что прикажешь мне с тобой делать?

— Накормить, напоить, истопить баньку…

— Ты грязный и голодный?

— И жаждущий тоже.

— Ладно, откупоривай пока свой коньяк, — вздохнула Люсьена. — Что-нибудь придумаем.

Она открыла тумбочку гримерного стола и достала оттуда два стакана. Помимо этого стола в гримерке имелся также журнальный столик, два кресла, шкаф для одежды и складной диван, обтянутый зеленым плюшем. Дверь в кладовку, где стояла клетка с запертой в ней Зосей, была закрыта на ключ, который торчал в скважине замка.

Я на треть наполнил стаканы коньяком.

— За что выпьем? — спросила Люсьена.

— За Зосю.

— Вот как?

— Конечно. Если разобраться, то это она нас познакомила. За что я и подарил ей цветы.

— Ах, значит ей, а не мне?

— А вам коньяк. Я бы сделал наоборот, но не был уверен, пьет Зося или нет. За Зосю!

Мы выпили.

— Накормить тебя, боюсь, не удастся, — сказала Люсьена. — У меня даже закусить нечем.

— А я не закусываю коньяк, — ответил я. — Я его занюхиваю окружающими ароматами. Вы позволите?

Я уткнулся носом в медно-рыжую гриву Люсьениных волос. Они пахли тонкой смесью парфюмерии, грима и звериного присутствия.

— Божественно, — сказал я.

Люсьена усмехнулась.

— Мальчику захотелось экзотики? — спросила она.

— Не называйте меня мальчиком. Это не актуально.

— Тогда не говори мне «вы».

— Больше не буду. Давайте… давай закрепим это и выпьем на брудершафт.

— Думаешь меня споить? — снова усмехнулась Люсьена. — Не надейся.

— На это я точно не надеюсь..

— А на что?

— На чудо.

— На какое чудо?

— На самое чудесное чудо. Вдруг мои слова дойдут до ва. до твоих ушей, а мое молчание до твоего сердца.

— Сначала хотелось бы услышать, как ты молчишь.

Я замолчал.

— Знаешь, твое молчание мне нравится больше, — сказала Люсьена. — Солнышко, а ты меня не боишься?

— А почему я должен тебя бояться?