Царица Карии была женщиной среднего роста, крепкого сложения, – она уступала моей жене и ростом, и красотой; однако в своем роде оказалась очень привлекательна. Она была темноглазой и черноволосой, как ионийка, – у нее было типично греческое лицо, с прямым тяжеловатым носом и невысоким лбом; но в больших глазах светились ум и непреклонная воля. Ее фигуру облекали хитон и пеплос из золотой парчи с серебряными узорами, и она была накрашена густо, как египтянка. Я понял, что Артемисия умеет сочетать обычаи разных стран и выбирать то, что подходит именно ей.
Я поклонился и замер на несколько мгновений; выпрямившись, я услышал предложение сесть, произнесенное звучным низким голосом. Артемисия тоже села: она не сводила с меня изучающего взгляда. А потом попросила вкратце изложить историю моих странствий.
Я начал рассказ – сдержанно, стараясь обходиться общими словами; но потом увлекся и поведал даже больше, чем хотел бы. Артемисия не упустила ничего.
– Итак, передо мной Питфей Гефестион, вечный изгнанник… человек без родины, – произнесла она наконец, улыбаясь слегка насмешливо. – Тебе не подошел ни милетский трон, ни вавилонский, – Милет для тебя слишком греческий город, а Вавилон слишком восточный. Ведь так?
Я поклонился в знак согласия.
– В таком случае, оглянись вокруг, – Артемисия повела рукой, словно предлагая мне окинуть взором не только этот зал, но и всю свою землю. – Разве моя Кария не прекрасна? Здесь ты найдешь сочетание греческих устоев с наследственной властью, на азиатский манер. Мои люди живут так, как им нравится, но покорны единому монарху – мне… А ты мог бы стать моим ценным советником.
Я наполовину ожидал этого; но все же растерялся.
– Это очень лестно, госпожа, однако…
Артемисия остановила меня жестом.
– Ты умен, ты много повидал в своей жизни и способен на неожиданные мысли. Большая часть моих советников умеет только действовать по указке, и от них немного толку; а другие слишком тщеславны.
Она поморщилась.
– В тебе нет жажды власти – ты сам был царем и изведал, что это такое… Но если ты встанешь за моим плечом, вместе мы могли бы свершить очень многое!
Я выпрямился и сцепил руки на коленях, стараясь сохранить самообладание.
– Благородная царица! Я чрезвычайно признателен тебе за это предложение и польщен, однако твои слова застали меня врасплох… и я еще не знаю, что велит мне моя мойра. – Я коснулся моего критского бычка, на которого Артемисия уже обратила внимание. – Мне нужно время, чтобы подумать!
Артемисия усмехнулась.
– Иначе говоря, ты уже ищешь, как бы отвертеться, – но так, чтобы не навлечь на себя мой гнев! – резко сказала она.
Я невольно содрогнулся. Я вдруг увидел, какой эта женщина была в битве при Саламине: стоя на палубе, одетая в броню, она громовым голосом отдавала команды, ведя свои корабли в атаку. И я не знал, как теперь ответить ей.
– Что же мне с тобой делать, гость?
Артемисия поднялась с кресла-трона. Я был вынужден подняться тоже, почтительно взирая на нее.
Царица в задумчивости прошлась по ониксовому полу, заложив руки за спину. Потом она повернулась ко мне, но взгляд темных глаз теперь был отсутствующим.
– Ты слишком медлил, уже близится зима… У меня не так много кораблей и обученных моряков, чтобы жертвовать ими попусту. И даже если Посейдон пощадит тебя и ты бросишь якорь у греческого берега, тебя узнают везде. – Тут Артемисия, как я и ожидал, скользнула взглядом по моим ногам. – Тебя убьют или обратят в раба – а я лишусь и судна, и людей!
По моей спине пробежал озноб… Все, о чем говорила карийка, представилось мне слишком зримо. И я достаточно успел узнать и женщин, и правительниц: если бы я ответил Артемисии отказом во второй раз, она бы мне этого не простила.
Я поклонился.
– Великодушная царица! Должен ли я понимать твои слова так… что ты предлагаешь мне свое гостеприимство на эту зиму?
В глазах Артемисии зажглись огоньки… Но потом она равнодушно пожала плечами.
– Это обошлось бы мне дешевле.
Значит, ей хотелось задержать меня, – чтобы оценить, что я за человек и какую могу принести пользу! А следующей весной Ксеркс отправится в новый поход против греков: и Артемисия, конечно, опять будет его сопровождать!
Царица снова опустилась в кресло, расправив складки золотого пеплоса; я увидел, как вспыхнули самоцветы на ее сандалиях. А потом она неожиданно произнесла:
– Я рада, что ты внял голосу разума. Было бы жаль, если бы пострадали твои дети… особенно эта крошка, которая носит мое имя. Ведь ты думал обо мне, когда назвал ее Артемисией?
Я едва сдержал улыбку. Даже такие умные женщины падки на лесть!
– Да, госпожа, – сказал я: умолчав о том, что имя для дочери выбрала моя жена. – Я наслышан о твоих выдающихся качествах.
Артемисия открыто улыбнулась.
– Слухи обычно преувеличивают. Но мне также известно, что тебя превозносят как певца и музыканта. И кифара у тебя всегда с собой, не правда ли?
Я покраснел.
– Да, царица.
Она оживилась и хлопнула в ладоши, подзывая мальчика-слугу.
– Покажи мне свое искусство. Таких ценителей, как я, ты среди персов не найдешь.