Сын игромана

– Вот только не надо меня пугать, потому что я все равно не испугаюсь!.. – учитель чуть помолчал, потом сменил эмоциональный регистр и продолжал уже не так резко. – Вы, вероятно, считаете, что Ямала некрасив, нехорош, неприятен и прочее… Действительно, с первого взгляда он может показаться таким.

– Думаю, что не только с первого…

– На самом деле красота и безобразие очень близко граничат, – продолжал учитель. – Так же близко, как добро и зло. По сути дела, это два равнозначных проявления всеобъемлющего лика сущего.

– Что? – удивилась Людмила. – Равнозначных?

– Все составляющее нашу жизнь значительно. Надеюсь, с этим вы не будете спорить?

– Да, но значения бывают разные: есть величины положительные и отрицательные, которые чем больше, тем больший вред в себе заключают…

– А чем, позвольте спросить, вы определяете понятие «вред»? Например, яд змеи полезен, по-вашему, или вреден?

– В зависимости от того, для чего он используется.

– Вот! – Ким значительно поднял вверх палец. – Важно, с какой точки посмотреть. Иногда вред может обернуться во благо, а зло добром.

Логически концы сходились с концами, но Людмила чувствовала во всем этом какую-то большую неправду. Если принять философию Кима, правда тоже зависит от того, под каким углом зрения ее рассматривать. На чем же тогда зиждется мир, если такие киты, как Добро, Правда, Благо начнут ворочаться под землей, которую призваны держать непоколебимо?

– Важно намерение, – сказала она Киму. – Если яд взяли для того, чтобы отравить, – это плохо. Если для того, чтобы приготовить лекарство против проказы, – тогда это хорошо.

– Но то и другое сходится в змее – так же и в нашей жизни вред, как вы выразились, соседствует с пользой, красота с безобразием, а добро со злом. Именно это я и сказал.

– Вы вправе придерживаться любой философии. Но речь идет о детях…

– Если я прав, то и детям вреда не будет.

– Это должны определить в первую очередь их родители.

– А что представляют собой родители? Какие-нибудь средние в лучшем случае люди, придавленные заботой о куске хлеба. Много вы знаете семей, в которых размышляют об устройстве мира?

– Достаточно, – не отступила Людмила. – И потом, устройство мира можно постигать не только путем размышления, а действенным устройством собственной жизни. В любом случае, не вам об этом судить.

– Почему же не мне?

– Потому что дети не ваши.

– Подержите руку над головой Ямалы, – поменяв русло беседы, предложил Ким. – Вы сами увидите, что воздух вокруг него теплее и слегка колышется…

– Даже если так – о чем это говорит?

– О том, что от него исходит определенная сила! Он имеет свою энергетику, которой и с вами поделится, если попросите…

– Откуда же у него так много? – язвительно спросила она. – Может быть, эту самую энергетику вы перекачали в него из детей, которые здесь сейчас были? Кстати, вам известно, что после ваших занятий у некоторых из них болит голова?

Ким покачал головой, словно констатируя, насколько глупо и неправильно она говорит:

– Хотите идти на конфликт, Людмила… не знаю вашего отчества. Впрочем, отчества являются атавизмом, лучше обходиться без них… Имейте в виду, я знаком с директором вашей школы.

– Да хоть с министром образования!

– И в министерстве у нас есть свои люди…

Вот и хорошо, что все складывается так определенно, подумала Людмила. Это лучше, чем уводить разговор в сторону абстрактных рассуждений. Если человек одержим какой-то странной идеей, особенно с оттенком агрессивности, его надо скорее остановить. Нет сомнения, что действия этого педагога наносят детям вред чистой воды – не такой, который может обернуться пользой. Поэтому надо приготовиться к борьбе. Она внутренне напряглась и даже крепче уперлась каблуками в пол, чтобы выдержать еще один взгляд, подобный тому, который тряхнул ее на галерейке, словно электрошок. Но новой встряски не последовало. Каратист теперь без враждебности, скорее с удивлением произнес:

– Вы необычная девушка, Люда-сан. Ваша мантра наиболее приближена к служению сущему, но ваше перевернутое сознание мешает ей реализоваться… Дайте мне список, который вы с собой принесли.

– Вот уж не дождетесь! – возмутилась Людмила, шокированная тем, что он думает, будто она растает от первого же комплимента. Тем более такого странного…

– Дайте список. Клянусь, я не буду использовать его по назначению!

– Тогда зачем он вам? – спросила она, подозревая какой-нибудь подвох.

– Просто на память. Дайте мне что-нибудь в память об этом вечере, когда мы с вами впервые посмотрели друг другу в глаза! Носовой платок, запасную ручку, оторвавшуюся пуговицу…