Сын кровавой луны

Мелания шла на серьезный риск. Она понятия не имела, что на самом деле было в голове у Серебряного Страха. Любил ли он вкус ужаса своих доноров, как Вечный Крик, или нет? Потому что если любил, то все сказанное некроманткой для него — пустой звук.

А еще Мелания понятия не имела, чувствовал ли Фирель хоть что-нибудь к ее подруге Рише. Велика была вероятность, что тоже нет. Некромантка видела в объятиях Фиреля множество девушек, и, возможно, пытаясь играть на его чувствах к ветреной блондинке, она заранее проиграла.

Однако она с надеждой вспоминала надетый на Ришу ошейник с черепом в обрамлении крыльев — знаком Серебряного Страха. И если Фирель дарил его не каждой своей донорше, а лишь тем, к кому что-то действительно испытывал, значит, у нее был шанс достучаться до его сердца.

Глаза древнего все еще пылали кровью. Однако он вдруг ответил:

— Я не стану вступать в бой все равно. И не предам ни одного из братьев… — А затем поднял руку и положил ее на глаза дернувшейся некромантки. — Но Амадею ты отныне будешь видеть.

Он кивнул в сторону, куда тут же посмотрела и Мелания. Там на четвереньках стояла рыжая вампирша, кашляя и пытаясь ладонью затянуть внушительную рану на груди, что и так сама стремительно регенерировала.

Когда некромантка снова посмотрела на Фиреля, чтобы сказать ему спасибо, тот просто развернулся и исчез, обратившись сначала стаей летучих мышей, а затем облаком Тьмы. Но и оно через мгновение истаяло.

Мелания резко выдохнула, а затем вновь обратила все свое внимание на Амадею. В ее голове уже созрел план, очень похожий на сумасшествие, но его нужно было воплощать прямо сейчас.

Она обыкновенная, не слишком умелая колдунья, собиралась убить древнюю вампиршу…

Смех да и только!

Но другого выхода не было.

В одной руке Мелании тут же заклубилось заклятие, которое она уже однажды применяла на высших вампирах. Это было простенькое «создание нежити», обладающее способностью преодолевать ауру смерти детей ночи. В другой же руке девушки активизировался «черный огонь мертвецов», слова заклинания которого она прочитала еще минут десять назад. Теперь оставалось лишь бросить оба их перед собой и сжечь к отцу Тьмы проклятую рыжеволосую кровопийцу. Но на это у Мелании был всего один шанс: ведь именно сейчас, пока тело древней не восстановилось до конца от удара тенежезла, она была максимально уязвима.

Осталось лишь незаметно подкрасться к вампирше со спины… Подкрасться к существу, обладающему великолепным слухом и чудовищной скоростью реакции.

Мелания тихонько накинула на себя полог Тьмы и начала двигаться на цыпочках к своей жертве, обходя по кругу Огненную Боль.

И, о чудо, Амадея ее и впрямь не замечала, поглаживая черную рану у себя на груди.

Сердце некромантки оглушительно билось. Ей оставалось преодолеть всего несколько шагов, а затем использовать свой единственный шанс…

Однако в этот момент Амадея вдруг подняла голову и посмотрела… нет, не на нее. На Элиаса, что замер на краю воронки, внутри которой уже плескалось невероятно много чавкающей, вибрирующей Тьмы. Анджей на другом ее конце тяжело дышал, зажимая рану в том месте, где прежде была его правая рука. Из плеча лилась кровь, и клубами вверх поднималась темная магия, безуспешно пытавшаяся залечить повреждение.

А в следующий миг Амадея вдруг встала на колени и, размахнувшись, с ядовитой улыбкой послала поток Тьмы в спину Элиаса.

Мелания ничего не успела сделать. Широко распахнутыми глазами она наблюдала, как сумеречная магия в полете превращается в острый шип, а затем темным лезвием входит в тело ее вампира. Побелев от ужаса, некромантка преодолела последние несколько шагов и выкрикнула:

— Nygharte uter, nygharte ill, nygharte jarte, erheraiesh![22] — активируя заклятие «создание нежити», ударила им прямо в зияющую рану Амадеи, заставив ее изогнуться от неожиданности. А следующим движением Мелания впечатала в то же самое место «черный огонь мертвецов».

Аура смерти Огненной Боли была разрушена, и это последнее заклинание, убивающее даже самых сильных мертвецов, беспрепятственно проникло в ее грудную клетку. Амадея истошно закричала, распахнув руки в стороны, а из ее глаз и открытого рта хлынуло пламя цвета ночи.

Она сгорала заживо. И это было настолько же страшно, насколько и невероятно. Мелания до последнего боялась, что такую сильную, как темные боги, древнюю вампиршу не возьмет даже «черный огонь мертвецов».

Но, похоже, беспокойство было напрасным.

Однако в этот момент Мелания смотрела не на нее. Некромантку не волновало, насколько эпично умирает древняя, какую сильную боль она испытывает и как быстро ее тело пожирает пламя цвета обсидиана. Она глядела лишь на Элиаса, который удивленно застыл, рассматривая шип, что прошел сквозь него и растворился в воздухе, словно его и не было. Однако в следующий миг вампир повернулся, взглянув в сторону некромантки удивленным и немного виноватым взглядом, который Мелания никак не могла расшифровать. А затем начал заваливаться назад, падая в черную пропасть воронки и погружаясь с головой в пугающие черные волны Тьмы.