Спасаясь от жары, Альберт расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук и закатал рукава. Он нерешительно протянул руку и провел пальцем по ее ключице. Это было дерзко с его стороны, но она не отстранилась, а медленно взяла его руку и переплела их пальцы. Он подался к ней и нежно накрыл ее губы своими.
– Ты божественно пахнешь, Мэри.
Неожиданно ее охватила грусть. Она протянула руку и дотронулась до его щеки.
– Это все еще кровать Томаса, Альберт.
– О, Мэри, бедненькая моя.
Он снова поцеловал ее, и, чуть помедлив, она ответила ему. К ней вернулось давно забытое ощущение желания, и она привлекла Альберта к себе. Их объятия были неуклюжими и какими-то неестественными. Тело Томаса подходило ей идеально, словно они были кусочками одного пазла. Альберт облокотился и пристально посмотрел ей в глаза.
– Можно? – Он снял сетку для волос и медленно начал раскручивать бигуди. – Я словно с Хильдой Огден любовью занимаюсь.
Позже, лежа в объятиях Альберта, она старалась не думать о Томасе. Трудно было избавиться от ощущения, что она изменила ему. Она искренне верила, что Томас все еще жив, и у нее были на это основания. Она уже несколько раз ходила к гадалке, которая принимала за причалом. Каждый раз, когда она выходила из тускло освещенной, обитой бархатом комнаты, она уносила с собой надежду. Конечно, никаких подробностей гадалка не раскрывала, но Мэри знала, что подразумевается под каждым ее словом. Настанет день, и ее муж вернется. Только вот теперь ей придется жить с мыслью о собственном предательстве.
Глава 20
Мэри смотрела на свое отражение в ванной. Она выглядела как обычно – может, чуть более раскрасневшейся и растрепанной, – но на душе было тяжело, ее мучила совесть. Нужно было проявить стойкость и не поддаваться на ухаживания Альберта. Его, конечно же, винить не в чем. В конце концов, она сама пригласила его в комнату. Мэри проклинала себя за эту слабость, но слишком уж давно она не чувствовала мужского прикосновения. Она не представляла, как объяснит это Томасу, когда он вернется. Простит ли он ее когда-нибудь? Да и заслуживает ли она его прощения?
Она ополоснула лицо холодной водой и промокнула его полотенцем. Возможно, утром произошедшее будет видеться под другим углом. Она снова села в кресло и взяла книгу, но пытаться читать было бесполезно. Слова проплывали перед глазами и казались полной бессмыслицей. Как и следовало ожидать, Альберт захотел остаться с ней на ночь, но она мягко попросила его уйти. Она знала, что угрызения совести не отпустят ее до утра, и ей совсем не хотелось, чтобы каждые пять минут он спрашивал, все ли в порядке.
Несмотря на то что ее комната располагалась достаточно высоко, из открытых окон до нее доносились веселый смех и пение гуляющих на пляже. Тут она вспомнила, что забыла выставить бутылки для молочника, и обругала себя за беспечность. Спустившись на этаж ниже, где жил Альберт, она с облегчением заметила, что его дверь закрыта. Меньше всего ей хотелось, чтобы он думал, что она пришла за добавкой. Выйдя на порог, она выставила чистые бутылки на ступеньку и, прежде чем закрыть дверь, сделала глубокий вдох теплого морского воздуха.
Поднявшись на три лестничных пролета до своей комнаты, она услышала звонок – длинный, громкий и нетерпеливый. Все гости, приехавшие на выходные, разъехались утром, и она никого не ожидала сегодня. Не успев убраться в комнатах, она специально оставила включенным знак «Мест нет». Лето выдалось очень беспокойным, и ей нужна была передышка. Она сняла пеньюар и надела вместо него халат. Не намного лучше, но не встречать же людей в ночной сорочке.
Когда она открыла дверь, то была крайне удивлена, если не сказать раздражена, потому что на улице никого не было. Дети развлекаются, решила она. Закрывая дверь, она услышала слабый писк откуда-то снизу, из-под ступенек, и заметила яркое пляжное полотенце на траве. Казалось, оно шевелится. Не мог же кто-то просто оставить здесь выводок котят? Спустившись на цыпочках, она осторожно отогнула край полотенца и тут же отдернула руку, словно обжегшись. «Что же это такое?» – пробормотала она.
Подняв сверток, Мэри заглянула в розовое лицо младенца. Он открыл глаза, но было очевидно, что взгляд еще не фокусировался. Влажные губы открывались и закрывались, как у птенца, ждущего, когда мама возвратится в гнездо с сочным червяком. Мэри зашла внутрь, закрыла дверь и заперла ее, а затем уже поспешила себе в спальню. Вбежав наверх, она уже задыхалась от напряжения. Положив малыша на кровать, она развернула полотенце. Это была девочка. Было очевидно, что ее пытались вытереть, но маленькое тельце местами еще было в крови.