Тайна булгаковского «Мастера…»

Однако идиллическое состояние безоблачного счастья то и дело омрачалось громовыми раскатами, исходившими с той стороны «фронта», где окопались булгаковские недруги, жаждавшие полного искоренения «булгаковщины».

Вот фрагмент статьи И. Бачелиса в «Комсомольской правде»:

«Булгаков назвал „Бег“ пьесой „в восьми снах“. Он хочет, чтобы мы восприняли её, как сон; он хочет убедить нас в том, что следы истории уже заметены снегом; он хочет примирить нас с белогвардейщиной.

И, усыпляя этими снами, он потихоньку протаскивает идею чистоты белогвардейского знамени, он пытается заставить нас признать благородство белой идеи и поклониться в ноги этим милым, хорошим, честным, доблестным и измученным людям в генеральских погонах.

И хуже всего то, что нашлись такие советские люди, которые поклонились в ножки тараканьим „янычарам“! Они пытались и пытаются протащить булгаковскую апологию белогвардейщины в советский театр, на советскую сцену, показать эту написанную посредственным богомазом икону белогвардейских великомучеников советскому зрителю.

Этим попыткам должен быть дан самый категорический отпор».

В декабре 1928 года один из тогдашних заправил Российской Ассоциации пролетарских писателей (РАППа), Александр Фадеев, заявил в журнале «На литературном посту»:

«… Булгаковых рождают социальные тенденции, заложенные в нашем обществе. Замазывать и замалчивать правую опасность в литературе нельзя. С ней надо бороться».

И эта борьбы была в разгаре. Борьба бескомпромиссная, жестокая. Не на жизнь, а на смерть.

Наступил год 1929‑ый. Советским людям он принёс новые нелёгкие испытания. К весне на биржах труда было зарегистрировано 9,8 миллионов безработных. Занять такую армию неработавших людей могли лишь крупномасштабные стройки. И большевики начали строить гигантские заводы, прокладывать грандиозные каналы.

Через год Борис Пильняк напишет роман «Волга впадает в Каспийское море». В нём будут такие слова:

«В тысяча девятьсот двадцать девятом году в России мало смеялись, строительству я».

Самой главной стройкой той поры был Днепрогэс, на него советское правительство делало особую ставку. Но Горький, ненадолго заглянувший из Италии на родину, сказал поэту Самуилу Маршаку:

«Наше правительство? Лодыри! В подкидного дурака играют!.. Днепрострой — сумасшедшая затея!»

В литературном мире страны Советов тоже было неспокойно, со всех трибун неслись воинственные возгласы — это громили «пильняковщину», «замятинщину», «булгаковщину», «сельвинщину».

Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) подготовил специальную справку, названную «Пьеса «Бег» Булгакова». Этот документ завершался весьма категоричной рекомендацией:

«Постановка „Бега “ в театре, где идут „Дни Турбиных“ (и одновременно с однотипным „Багровым островом“), означает укрепление в Художественном театре той группы, которая борется против революционного репертуара… Для всей театральной политики это было бы шагом назад и поводом к отрыву одного из сильных наших театров от рабочего зрителя…

Необходимо воспретить пьесу „Бег“ к постановке и предложить театру прекратить всякую предварительную работу над ней (беседы, читка, изучение ролей и пр.)»

Агитпроповскую справку подписал П.М. Керженцев. Её направили в политбюро, членам которого и предстояло решить судьбу булгаковской пьесы. «Бег» рассматривали на нескольких заседаниях. Вот выдержки из протоколов: