Дом свой мы зовём голубятней. Это наш первый совместный очаг…»
Именно здесь, на «голубятне
», в январе 1925 года Булгаков начал писать первую пьесу московского периода. Здесь создавалось «Собачье сердце». И именно сюда в один прекрасный день заглянул редактор издательства «Недра». Любовь Евгеньевна вспоминала:«Как‑то на голубятне появился Ангарский и рассказал, что он много хлопочет в высоких инстанциях о напечатании „Собачьего сердца“, но вот что‑то не получается».
2 мая 1925 года Булгаков получил из «Недр» записку, в которой говорилось:
«…рукопись цензура ещё не пропускает».
А 21 мая издательство вернуло ему экземпляры сразу двух повестей: «Записок на манжетах» и «Собачьего сердца» — цензоры поставили на них окончательный крест. Однако Ангарский сдаваться не собирался. Хорошо зная привычки и пристрастия советских вождей, он придумал нестандартный ход, о котором и сообщалось Булгакову в очередном послании Б. Леонтьева:
«Дорогой и уважаемый Михаил Афанасьевич, Николай Семёнович прислал мне письмо, в котором просит вас сделать следующее. Экземпляр, выправленный, „Собачьего сердца“ отправить немедленно Л.Б. Каменеву в Боржом. На отдыхе он прочтёт. Через 2 недели он будет в Москве и тогда не станет этим заниматься. Нужно при этом послать сопроводительное письмо — авторское, слёзное, с объяснением всех мытарств и пр. и пр.
Сделать это нужно через нас… И спешно!»
Мариэтта Чудакова, впервые опубликовавшая эту записку сопроводила её следующим комментарием:
«Письмо, видимо, сильно задело Булгакова — слово „авторский“ жирно подчёркнуто им двумя, а „слёзное“ — четырьмя цветными штрихами и сопровождено двумя восклицательными знаками. Булгаков явно недоумевал, почему письмо должно исходить от автора, а не от редакторов, поддерживающих повесть, и уж никак не мог помыслить себя автором письма „слёзного“.
Рукопись в Боржом он так и не послал…»
Рукопись не послал, а сам уехал отдыхать в Коктебель, куда его и Любовь Евгеньевну пригласил Максимилиан Волошин.
Тем временем популярность Булгакова стремительно росла. 30 июня 1925 года В.В. Вересаев в письме А.М. Горькому с особой теплотой упоминал автора «Собачьего сердца»:
«Обратили Вы внимание на Михаила Булгакова? Я от него жду очень многого, если не погибнет он от нищеты и невозможности печататься».
Но Булгаков «погибать»
не собирался. Напротив, его дела в тот момент пошли в гору. В июле на книжных прилавках появился долгожданный сборник. Он назывался «Дьяволиада» и был составлен из одноимённой повести‑гротеска и нескольких сатирических рассказов. А 24 августа с «Недрами» был заключён договор на издание отдельной книгой повести «Роковые яйца».И вдруг произошло событие, ошарашившее своей неожиданностью: весь тираж «Дьяволиады» был конфискован.
А тут ещё Б. Леонтьев 11 сентября прислал сообщение о «Собачьем сердце», которое Каменеву всё‑таки передали…
«Повесть Ваша „Собачье сердце“ возвращена нам Л.Б. Каменевым. По просьбе Ник[олая] Семеновича] он её прочёл и высказал своё мнение: „Это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя“».
Вроде бы ничего страшного не случилось: булгаковское произведение не понравилась всего лишь одному вождю, притом не самому главному, да к тому же находившемуся в опале. Но было всё равно неприятно.
Наступила осень. Все, кто зорко следил за происходившим вокруг, внезапно почувствовали, как изменилась ситуация в стране: потянуло холодом тревожных перемен, над головой стали мрачно сгущаться тучи.