Тайна булгаковского «Мастера…»

9 января 1926 года печальное повествование о командарме Гаврилове было закончено. Отдав его в «Новый мир», Пильняк вновь отправился за границу.

Повесть его вскоре опубликовали — в пятом номере журнала. И тотчас разразился громкий литературный скандал.

Цензоры, проворонившие явную крамолу, схватились за голову. Воронский публично отрёкся от посвящения, которым «наградил» его автор. Весь тираж журнала был изъят из распространения и уничтожен. Пятый номер «Нового мира» отпечатали заново.

Специальным решением политбюро от 13 мая 1926 года Пильняк был исключён из списков сотрудников журналов «Красная Новь», «Новый мир» и «Звезда».

Началась шумная антипильняковская компания, мгновенно отодвинувшая на задний план все прочие литературные события. Страсти, кипевшие вокруг булгаковской «Белой гвардии», слегка приутихли. Однако разрешения на постановку Главрепертком по‑прежнему не давал.

Вновь встал вопрос об исправлениях. Ещё 15 октября 1925 года Булгаков направил письмо В.В. Лужскому, актёру и режиссёру МХАТа, члену её репертуарно‑художественной коллегии. В своём послании драматург соглашался внести в пьесу изменения, но категорически возражал против «коренной ломки стержня пьесы». Заканчивалось письмо ультимативным требованием:

«В случае если эти условия неприемлемы для Театра, я позволю себе попросить разрешения считать отрицательный ответ на знак, что пьеса „Белая гвардия „— свободна».

Как видим, Булгаков был настроен весьма решительно. Однако под напором многочисленных критиков ему пришлось пойти на уступки. И тогда драматург решил («Жизнь господина де Мольера»):

«… прибегнуть ещё к одному способу, для того чтобы вернуть пьесу к жизни.

Способ этот издавна известен драматургам и заключается в том, что автор, под давлением силы, прибегает к искалечению своего произведения. Крайний способ! Так поступают ящерицы, которые, будучи схвачены за хвост, отламывают его и удирают. Потому что всякой ящерице понятно, что лучше жить без хвоста, чем вовсе лишиться жизни».

Прежде всего «искалечению» подверглось название пьесы. Слишком оно было вызывающе дразнящим. Даже далёкий от политики Станиславский на заседании репертуарно‑художественной коллегии театра, состоявшейся 29 апреля 1926 года, сказал:

«Слова „белый“ я бы избегал. Его примут только в каком‑нибудь соединении, например, „конец белых“. Но такое название недопустимо».

И коллегия принялась думать над названием. Было предложено четыре варианта.

Предметом обсуждения стала также петлюровская сцена, которую Главрепертком требовал исключить.

4 июня 1926 года Булгаков написал очередное письмо‑ультиматум:

«В СОВЕТ И ДИРЕКЦИЮ

МОСКОВСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕАТРА

Сим имею честь известить о том, что я не согласен на удаление Петлюровской сцены из пьесы моей „Белая гвардия“.

Также не согласен я на то, чтобы при перемене заглавия пьеса была названа „Перед концом“.

Также не согласен я на превращение 4‑х актной пьесы в 3‑х актную.

Согласен совместно с Советом Театра обсудить иное заглавие для пьесы „Белая гвардия“.

В случае если Театр с изложенным в этом письме не согласится, прошу пьесу „Белая гвардия“ снять в срочном порядке».

В конце концов, остановились на наиболее нейтральном названии — «Дни Турбиных». Все с облегчением вздохнули, работа над спектаклем была продолжена.

А 9 мая, как мы помним, в дом № 9 в Чистом переулке, где проживал Булгаков, нагрянуло ОГПУ. Был учинён обыск. На Лубянку увезли булгаковские дневники и его сатирическую повесть.