Тайна булгаковского «Мастера…»

«На генеральной репетиции присутствовал весь цвет коммунистического Олимпа во главе с Рыковым. В то время как члены партийного большинства допускали возможность постановки, оппозиция выступила решительным её противником…

Слухи… Утверждают, что Станиславский пригрозил закрытием театра, если ему запретят постановку «Турбиных».

Из сопоставления приведённых отрывков видно, что Белозёрская выдала информацию рижской газеты за свои собственные впечатления. Не будем корить её за это. Но заметим, что автор газетной публикации явно не принадлежал к числу людей, близких к театральным кругам Москвы, и «факты» для своей заметки спокойно черпал из слухов.

Поэтому обратимся к источнику более достоверному, а именно к О.С. Бокшанской, которая служила во МХАТе, являясь секретарём В.И. Немировича‑Данченко. Сам Владимир Иванович находился в то время за рубежом, и его секретарь в письмах подробно информировала шефа о том, что происходило в театре. О событиях того сентябрьского вечера она написала так:

«После спектакля предполагалось объединённое заседание Коллегии Наркомпроса и Ренерткома для выяснения окончательно вопроса о постановке. Но оно не состоялось. Все спешили разъехаться за поздним временем, за усталостью. Нам же не приходилось настаивать, т. к. нарком очень уж категорически высказался за пьесу…»

На следующий день газеты объявили, что спектаклю по пьесе Булгакова дано «добро». Хотя на самом деле «Дни Турбиных» никакого официального разрешения ещё не получали.

Только 30 сентября политбюро в составе Бухарина, Ворошилова, Калинина, Молотова, Рудзутака, Рыкова, Томского, Микояна и Угланова (Сталин уехал отдыхать на юг) принялось размышлять, как поступить с булгаковской пьесой. Вопрос оказался острым и трудноразрешимым, так что докладывать о нём пришлось не только наркому по просвещению Луначарскому, но и заместителю главы ОГПУ Менжинскому и видному большевику (недавно переведённому в Москву с Украины) Кнорингу.

Приведём выдержку из стенограммы того заседания.

«Слушали:

12. О пьесе (тт. Луначарский, Менжинский, Кноринг).

Постановили:

12. а) Не отменять постановление коллегии Наркомпроса о пьесе Булгакова.

б) Поручить т. Луначарскому установить лиц, виновных в опубликовании сообщения о постановке этой пьесы в Художественном театре и подвергнуть их взысканию».

Данных о том, удалось ли Луначарскому выявить «виновных» и «взыскать» с них, в нашем распоряжении нет. Зато доподлинно известно, что 2 октября в Коммунистической академии состоялся диспут «Театральная политика советской власти». С большой речью выступил Луначарский. Он высказал своё мнение и о мхатовском спектакле, по привычке называя его прежним «белым» именем:

«„Белая гвардия “ — идеологически не выдержанная, местами политически вредная пьеса. Однако к постановке она разрешена, ибо советская публика оценит её по достоинству…

… наш желудок настолько окреп, что может переварить и острую пищу…

Появление этой пьесы на сцене МХАТ, конечно, колючий факт…но на неё затрачены материальные средства и творческие силы и, таким образом, сняв её со сцены, мы в корне подорвём положение театра».

Луначарский был вынужден признать, что пьеса, которую он сам ещё совсем недавно называл «исключительно бездарной», зрителей, тем не менее, равнодушными не оставляет. Но происходит это, по его словам, не потому, что «Дни Турбиных» наделены какими‑то необыкновенными достоинствами, просто…

«Автор пьесы Булгаков приятно щекочет обывателя за правую пятку».