Читаем Тайна булгаковского «Мастера…» полностью

В сентябре 1933 года драматург Афиногенов в присутствии мхатовского режиссёра Судакова высказывал Булгакову своё мнение о пьесе:

«Афиногенов:

— Читал вашБегмне очень нравится…

Судаков:

— Вы слушайте его!! Он партийный!

Афиногенов:

— Ведь эмигранты не такие…

М[ихаил] А[фанасьевич]:

— Это вовсе пьеса не об эмигрантах, и вы совсем не об этой пьесе говорите. Я эмигрантов не знаю…»

Как же так? Пьеса, все герои которой являются белоэмигрантами, и вдруг — не об эмигрантах?! О ком же она тогда?

Присмотримся к «Бегу» со вниманием.

Прежде всего, бросается в глаза, что в пьесе повторяется маршрут Любови Белозёрской в её хождениях по мукам: Крым, Константинополь, Париж… И до Франции она с мужем добиралась так же, как и Голубков с Чарнотой, — предварительно договорившись с капитаном судна. И неожиданный выигрыш в карты — это тоже эпизод из её парижской жизни.

«Одиссея» Любови Евгеньевны — это эмиграция. Все её спутники, вольные и невольные, — белоэмигранты. Почему же так запротестовал драматург, когда персонажей «Бега» зачислили в их компанию?

А что если перед нами вновь очередная булгаковская басня, все персонажи которой участвуют в некоей фантасмагории? Не случайно же, когда речь заходила о жанре этой пьесы, многие говорили, что это «фантастический реализм».

Попробуем разгадать тайный смысл этой загадочной «фантастики».

Что в первую очередь коробило советских ортодоксов в предыдущей пьесе Булгакова — в «Белой гвардии»? Её название. Оно настолько не соответствовало новым временам, густо окрашенным в красный цвет, что пришлось срочно заменять его нейтральными (бесцветными) «Днями Турбиных».

Название новой «белогвардейской» пьесы наводит на размышления, а не старый ли перед нами знакомец? Не восстановил ли драматург отвергнутое название — в сокращённом виде? Взял из «БЕлой Гвардии» первые буквы слов и сложил из них: «БЕГ»?

Если так, то тогда совсем иначе воспринимается и эпиграф, с которого начинается пьеса и который явно предназначен для того, чтобы развеять какие бы то ни было подозрения по части происхождения названия:

«Бессмертье — тихий, светлый брег,Наш путь — к нему стремленье.Покойся, кто свой кончил бег!..Жуковский»

В самом деле, пусть, прочитав эти строки, кто‑то попробует доказать, что не у поэта XIX века позаимствовал драматург заголовок для своей пьесы.

Но возникает вопрос: почему или, точнее, зачем Булгаков оборвал четверостишье Жуковского? Ведь последние две строки звучат у поэта так:


«Покойся, кто свой кончил бег,Вы, странники терпенья!»

Объяснить именно такой выбор драматурга трудно. Но попробуем.

Если бы эпиграф состоял из четырёх строк, то тогда надо было бы признать, что булгаковская пьеса рассказывает о неких «странниках», чьё смиренное «терпение» рассчитано на сочувствие. Но ведь именно сочувствие к белогвардейцам в «Днях Турбиных» вызвало ураган негодований и возмущений. Стоило ли вторично наступать на те же грабли?

И последняя строка была исключена из эпиграфа. Этим как бы заявлялось о том, что пьеса посвящена тем, кто свой бег завершил, закончил. То есть людям, вынужденным бежать за рубеж под ударами доблестной Красной армии.

Беглецы в русской литературе никогда в героях

не ходили. И положительными персонажами не являлись. А то, какими в «Беге» изображены белогвардейцы, как подано само бегство белого воинства из России, вызывает, по меньшей мере, недоумение. Неужели всё это написал человек, который (по его же собственным словам) белому движению искренне симпатизировал?

Приведём несколько примеров. Белый генерал говорит о беженцах, ищущих у него защиты от большевиков:

«ХЛУДОВ. Смотрю и думаю, куда бегут? Как тараканы, в ведро. С кухонного стола — бух!».

Другой персонаж пьесы вообще сомневается в том, имеет ли смысл искать защиты у генералов, подобных Хлудову. Ведь все они поголовно сошли с ума.

«КОРЗУХИН. Одному бесноватому жаловаться на другого?»

Чуть позднее (уже в Париже) тот же персонаж высказывается ещё более определённо:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное