Тайна двух реликвий

– Я не археолог, я историк и работаю не с предметами, а с документами… – Дав понять Рихтеру, что всё же заметил его выпад, он продолжил: – Ты наверняка знаешь «Пир» Платона. Там есть описание изначального человека, самого первого на свете. Платон считал, что это было существо сферической формы и бесполое, то есть андрогин. А Зубакин выбрал для своей группы название «Андроген», и мы предположили…

Рихтер морщился от головной боли, но со вниманием слушал обстоятельный рассказ. Одинцов помалкивал – Мунину помогала Ева; они говорили про свои умозаключения, про интерес Вейнтрауба к продлению жизни, про купленные за золото и проданные за доллары секреты тибетских лам, про связь между исследованиями Зубакина и германского института «Аненербе» – про всё, что занимало мысли троицы последнюю неделю.

Рассказ вышел длинным и продолжился в кафе. Сам Рихтер после вчерашнего на еду смотреть не мог, но из прагматических соображений снова пригласил гостей туда, где по музейным ваучерам кормили в полцены.

– Я курить буду, – с этими словами Одинцов сел на уличной террасе отдельно от спутников. Ева с Муниным уносились мыслями в заоблачную высь, а он занялся решением приземлённых задач.

Рихтер назначил конференцию со своими коллегами на послезавтра, пятое августа. До тех пор Одинцову предстояло, во-первых, выбрать в Кёльне удобное место встречи с Борисом – якобы для передачи денег. Во-вторых, информацию про это место надо было поскорее сообщить офицерам из международной следственной группы и через Жюстину – чеченцам: у тех и у других времени на подготовку почти не оставалось. В-третьих, Одинцов собирался подстраховаться на случай, если охотники сумеют ускользнуть.

Он спешил сделать все три дела сегодня, чтобы завтра позвонить Борису и договориться насчёт встречи, а послезавтра, наконец, разделаться с охотниками.

Одинцов предусмотрительно захватил с собой макбук и за едой углубился в карту Кёльна. Он изучал схемы улиц, виды из космоса, снимки проездов и отдельных зданий, описания на туристических сайтах, отзывы путешественников… Умение быстро сориентироваться в малознакомом городе – обязательная часть страховки от неожиданностей. Выбор для встречи правильного места – только полдела. Когда охотники узнают, где Одинцов хочет ждать Бориса, они точно так же станут смотреть карты – и не должны ничего заподозрить.

Конечно, эти предосторожности не понадобятся, если чеченцы или следователи перехватят охотников ещё в аэропорту или по пути к месту встречи. А если нет? Если ни те, ни другие не успеют с подготовкой? Если не решатся на операцию или не посчитают её необходимой? Если проворонят или помешают друг другу? Если захотят проследить за Борисом и охотниками, чтобы накрыть всех участников встречи?..

Пока Одинцов подыскивал место с хорошим обзором и безопасными путями отхода, Ева с Муниным пытались вовлечь Рихтера в диалог и получить полезную информацию в ответ на свои рассказы. Разговор не клеился до тех пор, пока Мунин не предложил изнурённому похмельем археологу выпить рюмку шнапса и тут же следом – чашку горячего бульона.

– Одну-единственную рюмку, но залпом, – настаивал он, вспоминая науку Одинцова. – Надо проглотить и удержать в себе.

Историка поддерживала Ева, но, несмотря на всё её очарование, Рихтер упрямился. В конце концов Мунин чуть ли не силой заставил его проглотить шнапс, Ева поднесла куриный бульон – и чудесное превращение началось.

Сперва несчастного археолога прошибла испарина. Кадык его запрыгал вверх-вниз, во взгляде появился испуг, лицо сморщилось в страдальческой гримасе и брови встали домиком. Правой рукой Рихтер сжал грудь напротив сердца; слабо подрагивающими пальцами левой он вытягивал из настольного контейнера салфетку за салфеткой и собирал со лба крупные капли пота. При этом его землистым щекам стал возвращаться румянец, а морщины постепенно разглаживались.

– Другое дело, – с видом знатока сказал Мунин по-русски, обращаясь к Еве. – Вроде бы взрослый человек, а от похмелья одеколоном лечится, как барышня от мигрени. Смешно! Хотя он из Кёльна, так что удивляться нечему…

Рихтер на время выпал из разговора, и Мунин скоротал паузу рассказом про Eau de Cologne – кёльнскую воду, которая за три столетия завоевала мир.

– Одеколон – удивительно интернациональная штука, – говорил он. – Название французское, но изобретатель – итальянец, который работал у немцев и придумал средство, чтобы люди вкусно пахли, несмотря на то, что редко моются. Это же было самое начало восемнадцатого века всё-таки… А лет через пятьдесят Кёльн захватили французы. Им тоже хотелось вкусно пахнуть, и кёльнскую воду привезли в Париж.

Спиртовая настойка на бергамоте, лимоне и цветах апельсина стоила недорого, поэтому её использовали простолюдины и солдаты, говорил Мунин. Но в России – другое дело. Екатерина Вторая получила одеколон в подарок от прусского короля, и парфюмерную новинку взяли на вооружение петербургские аристократы. Широкого распространения она не получила.