Тайна двух реликвий

– По-настоящему всё завертелось благодаря Наполеону, – сказал Мунин. – Он расходовал каждый день полтора-два литра одеколона. И ванны с ним принимал, и вещи свои пропитывал, и пил, разбавляя вином…

– Пил одеколон?! – поморщилась Ева.

– Угу. Ален Делон не пил, а Наполеон пил и генералов своих приучал. Говорил, что от этого лёгкость в мыслях необыкновенная. Когда его на остров сослали, кёльнскую воду брать стало неоткуда, так он сам её делал. Правда, запах получался не таким стойким. Пришлось назвать продукт скромнее – Eau de Toilette – туалетная вода…

– Но это было позже, – продолжал Мунин. – А в пору великих побед Наполеон возил с собой внушительный запас одеколона. И армия возила. С этим добром французы летом 1812 года нагрянули в Россию. Когда по осени их начали громить и захватывать обозы, одеколон использовали по двойному назначению. Русских офицеров интересовали в первую очередь его парфюмерные свойства, а солдатам полюбилась крепость спирта: пахнет по-благородному, но в голову шибает, как родная водка. Словом, одеколон в России начали пить давно и пили многие. Дёшево и сердито, – заключил историк.

Собственные неаппетитные воспоминания про алкогольные эксперименты в детском доме он оставил при себе, а Еве рассказал, как российские пьяницы пристрастились к одеколону во время сухого закона Первой мировой войны.

– И тогда, и после, уже при советской власти, у нас в Петрограде одеколон «Тройной» выпускали пятьдесят артелей. Большой бизнес был! Продавали в розлив. Это, можно сказать, аромат революции…

– Если ты забыл, я добавлю, что благодаря Наполеону появились плоские бутылки для одеколона, – наконец, подал голос Рихтер. Он легко догадался, о чём идёт речь на незнакомом языке, услыхав про кёльнскую воду и французского императора. – Наполеон его не только на себя брызгал, но и принимал внутрь. А следом за ним другие генералы и офицеры. Поэтому бутылки стали делать плоскими, чтобы они удобно лежали в кармане или за голенищем сапога.

Ева огорчилась: житель Кёльна подтвердил анекдот российского историка и пошатнул её картину мира. Зато сам Рихтер воспрянул. Скомкав последнюю влажную салфетку, он с чувством сказал:

– Друзья, вы вернули меня к жизни. Благодарю за рецепт и за информацию про Зубакина. Дайте немного времени, я изучу документы и с удовольствием продолжу разговор.

Ева с Муниным сопроводили Рихтера до музея. Там он оставил их в библиотеке, а сам уединился в кабинете с файлами группы «Андроген».

Одинцов продолжал сидеть на террасе. Никто не мешал ему принять окончательное решение насчёт места и времени встречи с Борисом и охотниками. Звонок Борису был отложен ещё на сутки – до завтра, чтобы охотники в самый последний момент узнали, когда и где смогут найти троицу. Зато петербургским следователям уже сейчас отправилось очередное анонимное письмо про маршрут, по которому двинутся убийцы Салтаханова. Те же сведения Одинцов переслал Жюстине для чеченских мстителей…

…но письмо – письмом, живого разговора оно не заменяет. Четыре часа дня в Кёльне – это девять утра в Майами. Одинцов закрыл макбук, заказал очередной кофе и позвонил Жюстине.

40. Про ночную жизнь и неуместную рекламу

– Я лечу в Нью-Йорк, – сказала Жюстина. – Прямо сейчас.

Одинцов насторожился.

– Из-за Лайтингера? Что ещё случилось?

– Пока ничего. И я не хочу сидеть и ждать, когда случится. До сих пор малыш Генрих навязывал нам свою игру и первым делал ходы. Я меняю правила. В Нью-Йорке будет экстренная пресс-конференция.

– Почему не в Майами?

– В Майами можно поднять шум, но этого мало. Мне нужен мировой резонанс, нужна настоящая бомба, поэтому годится только Нью-Йорк. Я сделаю презентацию коллекции Вейнтрауба – всей целиком, кроме камней, – и сообщу, что Лайтингер намерен прибрать эти сокровища к рукам. А дальше малыш Генрих окажется в аду и будет жить в нём круглые сутки. Он и его юристы. На нас у них просто времени не останется. И мы спокойно доделаем наши дела.

Одинцов не совсем понял, о каких именно совместных делах идёт речь, но переспрашивать не стал. Он решил, что Жюстина имеет в виду свою посильную помощь в разгадке тайны двух реликвий: ведь это ей Вейнтрауб оставил документы на Урим и Туммим, и это у неё был информатор в агентстве «Чёрный круг».

Жюстина действительно готовилась науськать на Лайтингера огромную свору массмедиа, музейщиков, политиков, дипломатов из ООН, учёных, арт-дилеров, банкиров и вообще всех, кого потрясёт новость о бесценном собрании Вейнтрауба. Наследник старика сделается знаменитостью; его станут рвать на части – и не важно, кто в какую сторону: важно, что свора вцепится мёртвой хваткой, не давая ни минуты покоя.

Жюстина сказала правду. Пресс-конференция обещала произвести эффект настоящей бомбы, а срочно собрать нужную публику в Нью-Йорке было гораздо проще, чем в Майами…

…но кроме того – в двадцати милях за рекой Гудзон, в соседнем штате Нью-Джерси располагался аэропорт «Ньюарк Либерти». Одинцов этого не знал, как не знал и того, что туда можно попасть достаточно незаметно.