Тайна двух реликвий

Одинцов и думать забыл, что в госпитале за компанию с Муниным отправил слюну на анализ в две клиники. Результаты ему прислали в тот же день, что и Мунину, только Одинцов уже был в дороге и почту не проверял. Собственно, к интерпретации анализа претензий у него не было: вся родня – северные славяне со скандинавами, остальное на уровне статистической погрешности…

Мунин вынес вердикт:

– Викинг! Хотя в вашем случае, учитывая многие нюансы, лучше сказать – русь.

– Понятное дело, вопросов нет, – сказал Одинцов. – Но каким тогда боком вас ко мне пристегнули?

– Может, всё-таки тебя к нам? – Ева вернула ему смартфон, и Одинцов пробурчал:

– Друзей твоих надо тряхнуть… которые люди в белых халатах…

– Не успеем, – сказал Мунин, и Ева подтвердила:

– Далеко. Наша лаборатория и клиника в Хьюстоне, штат Техас. А мы завтра летим в Израиль. У тебя же есть ответ оттуда? Там всё рядом. Сходишь в клинику и попросишь объяснений.

– Завтра, завтра… – пробурчал Одинцов. – Штерн, конечно, спит?

– Спит, – сказала Ева. – Нам тоже пора, день тяжёлый будет. Мне тебя ждать, родственник?

Одинцов взглянул в её смеющиеся глаза, и семь вздохов для принятия решения ему не понадобились.

Штерн был призван к ответу перед ранним завтраком, но не рассказал ничего внятного про генетический анализ.

– Мистер Вейнтрауб посвящал меня далеко не во все свои дела, – твердил он, и Одинцову пришлось отступить…

…а Штерн объявил троице, что в Израиле их будут встречать; посетовал на то, что не сможет проводить гостей лично, и куда-то умчался.

За завтраком Жюстина, поднаторевшая в официальных церемониях, произнесла патетичную напутственную речь. Правда, она быстро сменила тон и уже по-человечески призналась, как трудно начинать работу Фонда с похорон и противостояния с Лайтингером. Сказала, что ей будет очень не хватать поддержки трёх друзей, но…

– Вам предстоит решить намного более важную и сложную задачу. Учредитель Фонда был уверен в вашем успехе. Я тоже уверена. Для успеха у вас есть всё. Только – простите за такое сравнение! – у пассажиров «Титаника» тоже было всё. Головокружительные планы, деньги, слава… здоровье, в конце концов. Им не хватило одного: удачи. Я очень желаю вам удачи, друзья мои. Если от меня понадобится любая помощь, обращайтесь без колебаний.

«Роллс-ройс» миновал полицейские кордоны на выезде с виллы и в считаные минуты домчал путешественников к аэропорту Майами. Приехать надо было загодя: единственный прямой рейс в Израиль выполняла израильская авиакомпания «Эль-Аль», и агенты собственной службы безопасности компании перед регистрацией беседовали с каждым пассажиром. На это уходило много времени.

– У них всегда так, – сказал Одинцов. – Называется интервью. На любом рейсе. Зато с шестьдесят восьмого года израильский самолёт ни разу не угоняли. Работают супер, приятно посмотреть. Самая безопасная компания в мире… Сервис у них, правда, паршивый, – добавил он, – как и вообще сервис в Израиле, но безопасность на высоте.

– Ты с ними уже летал? – спросила Ева и, когда Одинцов угукнул, помянув свои путешествия с Вараксой, сказала: – Смотри, не проболтайся. У них в базе не может быть Майкельсона. Ты никогда не был в Израиле!

Одинцов снова восхитился сообразительностью Евы, хотя для профессионала её предупреждение было лишним. Зато Мунину не мешало напомнить, что он – не знаменитый историк, а Конрад Майкельсон, простой парнишка с Карибских островов, и путешествует в компании отца с его подругой. Ева тоже летела с новым паспортом.

Лентами на столбиках израильтяне отгородили в зоне регистрации площадку, где за миниатюрными высокими трибунами агенты «Эль-Аль» в строгих костюмах разговаривали с пассажирами – один на один.

– Держимся свободно, идём все вместе, – тихо скомандовал Одинцов, первым пересёк линию ограждения и уже в голос обратился к молодому агенту: – Здравствуйте! Мы вместе летим. Мы семья.

– Но это ещё не точно, – подхватывая игру, с томной улыбкой сказала Ева. – Не торопи события, Карл!

Агент устоял под её взглядом с поволокой. Выражение его лица оставалось бесстрастным, пока он просматривал паспорта Федерации Сент-Киттс и сличал фотографии с владельцами.

– Что с вашей рукой, мистер Майкельсон? – спросил агент.

Раны на Одинцове заживали, как на собаке. Врач перед выездом разрешил оставить только тугую повязку, но Одинцов рассудил, что рука на перевязи образу не помешает, а на вопрос ответил, как и коронеру:

– Неудачно искупался.

– Потому что мы в Штатах, а не дома, – вступил Мунин. – Там была табличка, что купаться нельзя.

Одинцов мысленно похвалил историка за находчивость и по-отечески ласково сказал:

– Конни, сынок, постарайся хотя бы две недели не расстраивать папу.

Щёки Мунина мгновенно залились краской. Сынком его ещё никто никогда не называл. Впрочем, румянец выглядел органично: агент «Эль-Аль», по всей видимости, списал его на внутрисемейные сложности и продолжил расспрашивать.

– Вы уже бывали в Израиле?.. У вас там есть родственники, друзья?.. Вы летите к кому-то в гости?.. Где вы собираетесь остановиться?