Тайна двух реликвий

– Мы туристы. – Одинцов назвал отель, забронированный Штерном. – Хотим посмотреть Иерусалим, крепость Акко… ну, и другие святые места. На Мёртвое море съездим.

– Мы хотим сделать тест ДНК, – сказала Ева, ласково погладила Одинцова по плечу и прибавила: – Проверим генетику, пройдём обследование и уже тогда решим, семья мы или нет.

Одинцов покосился на неё.

– Спасибо, милая, – сказал он. – Не думаю, что это интересно кому-то, кроме нас.

– Вы сами собирали свои чемоданы?.. В багаже нет чужих вещей, посылок?.. Вас никто не просил что-нибудь передать в Израиле?

Всё тем же ровным тоном агент задал ещё несколько простых вопросов, получил простые ответы и пропустил троицу к стойке регистрации. Оттуда они отправились на паспортный контроль. По пути Одинцов уже вслух похвалил своих спутников.

– Милая, ты была неотразима… Конрад Карлович – молодец. Держался как надо. Оценка «отлично».

– А зачем он про чемоданы спрашивал? – поинтересовался Мунин.

– Чтобы ты бомбу на борт случайно не пронёс, – ответила Ева, и Одинцов добавил:

– Вообще их учат спрашивать о чём угодно. Хоть о погоде, хоть о счёте футбольного матча. Они ведь не только ответы слушают, но и на реакцию смотрят. Им важно – как ты отвечаешь. Волнуешься или нет. Смотрят, знаешь ли ты ещё кого-то из пассажиров, не пытаешься ли это скрыть… Психология! Там нюансов много.

Общение пассажиров с агентом «Эль-Аль» заметно удлинило предполётную процедуру: из-за этого и пришлось выехать раньше. Оставшееся время троица провела, как в любом другом аэропорту. Перекус в ресторанчике, переход к зоне вылета… По пути в магазине duty free были куплены вино и виски – чтобы у евреев по магазинам не бегать, объяснил Одинцов.

Бизнес-класс «Боинга» порадовал непривычным для Одинцова комфортом, зато Мунин с видом знатока протянул:

– Да-а… Не первый класс.

Ева с Одинцовым сдержали смех и не стали напоминать историку, что на самолётах он летал пока всего два раза в жизни: самым простецким эконом-классом из Петербурга в Лондон – и оттуда в Майами, когда Вейнтрауб расщедрился на первый класс. Троице предстояло провести в воздухе двенадцать часов, поэтому повышенный комфорт был не лишним.

Когда они заняли места, Одинцов с интересом повертел в руках набор для пассажиров бизнес-класса – в запаянной упаковке лежали беруши, маска на глаза, щётка с зубной пастой и безразмерные носки. В комплект входила миниатюрная бутылочка сока. Одинцов расправился с нею одним глотком и спросил Мунина:

– Что это ты зарделся, как маков цвет, когда я тебя сынком назвал?

– Не привык, – пробурчал тот.

– Привыкай. Нам этот спектакль ещё долго играть… А ты вообще своих родителей помнишь хоть немного?

Мунин отвернулся к иллюминатору. Когда он откровенничал о своём детстве в Лондоне, лопоухая гламурная телевизионщица задавала похожие вопросы. Но ей отвечать желания не было, а тут спросил Одинцов, который раньше этим не интересовался. Видно, и на него повлияла игра в отца и сына…

– Не помню совсем, – сказал Мунин, снова повернувшись к Одинцову.

Его вдруг словно прорвало. Уж если британскому телевидению он выложил свою детдомовскую историю, здесь-то к чему запираться?!

Мунин рассказал, что его нашли в поезде, который шёл с территории Украины в Россию. Советский Союз несколько лет как распался, на границе у пассажиров проверяли паспорта; вагон был плацкартный, народу полно, кто-то входил, кто-то выходил… В суматохе кулёк со спящим младенцем на третьей полке просмотрели. А когда младенец проснулся и заверещал, уже никто не смог сказать – откуда он взялся.

– Это я по рассказам знаю. Слышал обрывками, когда подрос, – говорил Мунин. – Меня сдали в полицию… то есть, тогда ещё милиция была… Одеяльце на мне развернули, нашли то ли билет до Петербурга, то ли какую-то бумажку. А я же маленький, описался с ног до головы, бумажка промокла, и на ней смогли только фамилию разобрать. Хотя опять же неизвестно – фамилия это была, или ещё что; моя фамилия или нет… Решили, что моя. Стали выяснять: то ли меня забыли, то ли подбросили. Но так и не выяснили.

Мунин рассказал, как мотался по детским домам. Как немного подрос и решил сам найти своих родных. Как выяснял историю фамилии.

– Во времена Российской империи Мунины селились в окрестностях Харькова, – говорил он. – У евреев часто использовали патронимы… Это фамилии, которые образуют от имени отца или деда. А как вы думаете, от какого имени пошла фамилия Мунин?

Историк, сам того не замечая, оседлал любимого конька.

– Моня? – осторожно предположил Одинцов, боясь обидеть парня.

– Муня или Муне, – поправил тот. – Имя вообще-то из Германии. В смысле, в тринадцатом веке Германии ещё не было, но евреи там уже были. Они называли эту местность – Ашкеназ, а себя ашкеназами, потому что считались потомками Аскеназа, который был внуком Яфета.

– Погоди-погоди, – нахмурился Одинцов, – вы же семиты! Это мы потомки Яфета, а евреи пошли от Сима…

– Не мешай! – одёрнула его Ева и попросила Мунина: – Рассказывай. Это ты всё в детстве узнал?

Мунин усмехнулся.