Тайна гибели линкора «Новороссийск»

– Когда дали команду «Незанятым в аварийных работах построиться на юте!», я приказал своей батарее покинуть башни. На ют пробирался боком – из-за большого крена. Выбрался к самому флагштоку – к тому месту, где был закреплен буксирный конец. Он надраился так, что звенел – вот-вот лопнет. Лопнет – хлестанет – людей побьет. Пришлось отдать буксирный конец – РБ-62 шел в сторону. В этот-то момент корабль стал быстро валиться левый борт. Корма поднялась метров на двадцать. Люди покатились. Те, кто стоял у лееров, стали прыгать за правый борт. А там винты, дейдвуды, кронштейны… Слышал, как разбивались о них: «шмяк», «шмяк»… Я ухватился за кормовой леер: «Что делать?» Прыгнешь за правый борт – попадешь на острые лопасти винта, под левый – накроет кораблем. В эти считаные доли секунды надо было на что-то решиться…

Старшина 1-й статьи Л.И. Бакши:

– Мы втроем – Саня Боголюбов, Леня Серяков и я – остались не у дел и коротали время на своем «объекте приборки» – в адмиральском салоне. Сидели на диванчике против люка и осторожно курили. Неподалеку стояло высокое флотское начальство. Впрочем, ему, конечно, было не до нас. Зато мы находились, что называется, в гуще событий и краем уха ловили обрывки фраз, докладов, долетавшие с юта через распахнутый люк. Потом крен на левый борт стал ощутимо нарастать. Я забеспокоился: «Ребята, давайте вылезать!»

Но вылезать уже было непросто: трап принял отрицательный уклон. Я ухватился за упор крышки люка, и ребята меня вытолкнули снизу. Затем таким же макаром выбрался Саня Боголюбов. Полез Леня Серяков, и тут линкор перевернулся. Мы оказались под кораблем. Темень, холод, на уши давит глубина… Куда плыть? Тычешься вверх, как рыба об лед; всюду палуба – не всплыть. Поплыл туда, куда плылось… Это чистая случайность, что поперек палубы, а не вдоль. Метров через десять почувствовал, что верх свободен, и изо всех сил заработал руками. Воздуха в груди уже не оставалось…

Матрос Юрий Уткин, радиотелеграфист:

– Плавать я не умел. Когда корабль накрыл нас и почти утопил, я держался под водой за подол робы нашего радиотелеграфиста. Он умел плавать. Помню, что в ушах от давления воды было очень больно. Я трижды пытался всплыть, но всякий раз ударялся головой о нависшую палубу. Решил умереть, наглотавшись воды. И стал глотать ее. Но тут попал в воздушный пузырь и он вынес меня на поверхность…

Капитан-лейтенант В.И. Ходов, парторг линкора:

– Сдав обязанности замполита прибывшему на борт Шестаку, я отправился на среднюю палубу, где у аварийщиков не было ни одного офицера. Спустился в один из кубриков – там только что заделали дверь. Доложили в ПЭЖ. Нам приказали перейти в смежное помещение и загерметизировать его. В ход пошли шинели, куски одеял, все, что попадалось под руку. Однако крен нарастал так, что стоять уже было трудно. Старшина доложил в ПЭЖ, что задание выполнено. Из поста энергетики и живучести приказали всем срочно выйти наверх.

Я успел забежать в свою каюту, сбросил синий рабочий китель, он был весь в мазуте, надел новый, суконный, переложил в него партбилет. Партбилеты мы всегда носили с собой, в специально нашитых изнутри карманчиках. Забрал с собой партбилеты командира и инженера-механика, уехавших в отпуска. Вышел наверх. Большая часть команды и аварийные партии соседних кораблей стояли в строю на юте вдоль правого борта. Корма уже сильно поднялась. Строй сгрудился. Я подошел к Шестаку и прочему начальству. Только что из ПЭЖа поступил последний доклад: «Корабль спасти не удастся». Помощник командира Зосима Григорьевич Сербулов горестно крякнул: «Эх, комиссары нужны, а не замы!» Комфлота стоял у верхней площадки трапа. Он приказал отойти всем плавсредствам подальше от «Новороссийска». И вовремя. Иначе бы через минуту накрыло все катера, баркасы, буксиры, стоявшие у нас под бортом. Рядом со мной оказался мичман Анжеуров. Линкор неудержимо валился на борт.

– Прыгай! – крикнул Анжеуров. Мне подумалось, что прыгать еще рано: очень высоко…

Главный боцман линкора мичман Ф.С. Степаненко:

– Якоря проклятущие держали насмерть. Кто отвечает за якорные устройства? Боцман. Прибыл я с берега и первым делом на бак… Что увидел – так это не для печати. Шпили разворочены, в палубе рваная дыра, всюду ноги, руки, головы оторванные, ил, кровь, мазут… Начали трупы собирать, раненых… Только нос расчистили, как он стал тонуть. Бридель не успели отдать, так и бочку носовую притопило.

Якорь-цепь топором не перерубишь. Толщина звена – 34 миллиметра. Правда, на 30-м и 50-м метрах якорь-цепи есть разрывные звенья, но и они ушли в воду. Обе цепи вытравились на 70 метров. Цепной ящик тоже затопило. В него можно было бы залезть и отдать жвака-галсы – концевые быстроразъемные звенья, тогда бы обе якорь-цепи соскользнули бы в воду. Да ведь и туда уже не доберешься: палуба бака ушла в воду на 38 погонных метров.