«Как поступить? Отправиться в Саутгемптон и попытаться разузнать, что за женщина окончила свой земной путь в Вентноре? Тайно подкупить мелких сошек, участвовавших в грязном заговоре, чтобы указали мне дорогу к трижды виновной преступнице? Нет! Сначала испробую другие способы докопаться до истины. Пойти к несчастному старику и обвинить в причастности к постыдному обману? Нет, я не буду пытать этого бедолагу, как несколько недель назад. Я отправлюсь прямо к заговорщице и сорву прекрасную вуаль, под которой она скрывает злобную личину, вырву у нее тайну судьбы моего друга и навсегда изгоню из дома, который она оскверняет своим присутствием!»
Ранним утром следующего дня мистер Одли выехал в Эссекс и прибыл в Одли-Корт без четверти одиннадцать. Миледи он дома не застал: та, как назло, встала пораньше и, взяв с собою падчерицу, уехала в Челмсфорд за покупками. Кроме того, она намеревалась навестить нескольких приятельниц, так что до обеда ее можно было не ждать.
– Сэру Майклу значительно лучше. Подниметесь к нему? – спросил слуга.
– Нет, – покачал головой Роберт.
Он не хотел видеть дядю, потому что не знал, о чем с ним говорить. Как отвратить беду, как смягчить жестокий удар, грозящий его благородному сердцу? Даже если представить, что Роберт смог бы простить смерть друга, он все равно возненавидел бы эту женщину за страдания, причиненные его любимому дядюшке.
Он предупредил слугу, что прогуляется в деревню и вернется к обеду, и вышел из дома. Бесцельно побродив по лугам, молодой человек решил сходить на кладбище и посмотреть на памятники, подумав, что настроение такое ужасное, что хуже не станет.
Через этот самый луг, по этой же самой тропинке он спешил из Одли-Корта на станцию в сентябрьский день, когда исчез Джордж Талбойс. Роберт вспомнил нехарактерную для себя торопливость и смутный ужас, который овладел им, как только он потерял из виду своего друга.
«Почему меня охватил безотчетный страх? Почему исчезновение Джорджа показалось мне таким странным, загадочным? Было ли это предчувствие или навязчивая идея? Вдруг я все-таки заблуждаюсь и цепочка доказательств соткана из моих глупых домыслов? Что, если мои ужасные подозрения – всего лишь нервические фантазии холостого ипохондрика? Харкурт Талбойс не видит ничего особенного в событиях, из которых я выстроил целую теорию. Я раскладываю перед ним отдельные звенья цепи, и он не замечает соответствия, не в состоянии соединить их воедино. О боже! Неужели дело во мне?»
Роберт горько улыбнулся и покачал головой. «У меня в записной книжке лежат доказательства преступного сговора. Осталось раскрыть самую темную половину тайны миледи».
Церковь стояла в стороне от беспорядочно застроенной главной улицы, и деревянные ворота кладбища выходили на широкое пространство, по которому бежал ручей. Луг плавно спускался в долину, где пасся скот.
Роберт медленно прошел по узкой тропинке, ведущей к воротам. Тихий, пустынный пейзаж соответствовал его мрачному настроению. В дальнем конце луга ковылял к перелазу одинокий старик. О том, что где-то здесь еще идет жизнь, свидетельствовал только дым, медленно поднимавшийся над крышами, да стрелки старинных часов на церковной колокольне указывали случайному путнику, что вялое течение деревенской жизни в Одли не остановилось совершенно.
И еще один признак жизни. Ступив на церковный двор, Роберт вдруг услышал торжественную органную музыку, лившуюся через приоткрытое окно колокольни. Он остановился, прислушиваясь к прекрасной мелодии в исполнении опытного музыканта.
Кто бы мог подумать, что деревенская церковь может похвастаться таким звучным органом! Когда Роберт был здесь в последний раз, школьный учитель наигрывал детям мелодию из самых простых аккордов, которая не производила особого впечатления.
Молодой человек помедлил у калитки, не желая разрушать чары, навеянные грустной мелодией. Музыка, то набиравшая полную мощь, то затихавшая до шепчущей мягкости, плыла к нему сквозь туманный зимний воздух, неся покой и утешение.
Он тихо прикрыл калитку и пересек маленький дворик перед входом в церковь. Кто-то оставил дверь открытой, видимо, органист. Роберт толкнул дверь и взошел на квадратное крыльцо, откуда вели узкие каменные ступени в органный зал и на колокольню. Он снял шляпу, прошел в храм, где пахло по будням сыростью и плесенью, и остановился у алтаря. Маленькая галерея находилась как раз напротив Роберта, но он не мог разглядеть музыканта, поскольку куцая зеленая шторка перед органом была плотно задернута. Органист заиграл Мендельсона, и мечтательная грусть мелодии поразила Роберта в самое сердце. Слушая музыку, он прошелся по укромным уголкам церкви, рассматривая полуразрушенные памятники почти забытым умершим.
«Скольких душевных мук, сомнений и терзаний я мог бы избежать, если бы бедняга Джордж скончался у меня на руках и я похоронил его здесь, у стен скромной сельской церкви, – думал Роберт, читая выцветшие надписи на мраморных плитах. – Я должен узнать его судьбу, должен! Чудовищная неопределенность, ужасные подозрения отравляют мою жизнь».