Тайна Ночи Свечей

Со временем, сильнейшей головной болью приграничья, стали малочисленные темные отряды жнецов. Выходя на свой скверный промысел лишь безлунными ночами, они с ловкостью огибали конные разъезды и собирали человеческую жатву, уводя за собой молодых, полных сил шуттанцев и шуттанок. На ряду с хитростью и бесшумностью, имелся в их распоряжении и другой неприятный козырь — особые колдовские путы, пропитанные соком блеклых ядовитых трав.

Отважные сыны Шутты не боялись смерти, воспринимая ее, как нечто естественное и неизбежное, но не могли избавиться от ужаса при мысли о бесславном пленении с помощью лишающих воли пут. Разбить кандалы, разорвать любую другую веревку, какой бы прочной та не оказалась, даже проломить толстую каменную стену темницы — все это относилось к тяжелым, но все же выполнимым задачам и только против пестрых витых шнуров вейнтов они были абсолютно бессильны… Очутившийся в их колдовской власти уже не мог надеяться на самостоятельный побег, лишь на то, что его чудом отобьет удачливый отряд, сумевший нагнать похитителей до того, как те пересекут границу проклятых земель.

Мало кто осмеливался потешаться над безотчетным страхом могучих воинов, содрогающихся при одном упоминании о гибких вейнтских оковах. Напротив, делалось все возможное, только бы побороть или хотя бы притупить эту старинную, одуряющую боязнь. И, как ни странно, успешнее всего с этой непростой задачей справлялись бродячие циркачи, весело колесящие на своих скрипучих, разноцветных повозках по всему миру и знающие о жизни куда больше иных, засевших в своих королевствах мудрецов. Из года в год странствующие артисты возвращались в богатое королевство и получали щедрую плату за свое нехитрое выступление, даже в самых маленьких городках Шутты.

Особой же популярностью пользовался фокус с самостоятельным освобождением пленника, в приграничных городах-крепостях. Именно там острее всего ощущалась неподдельная радость при виде ловко выскальзывавшего из страшных пут акробата. До смерти уставшие от непрекращающихся похищений простые жители и бьющиеся за их покой воины, облегченно хлопали всякий раз, как становились свидетелями очередного наглядного посрамления непобедимых, как всем им мнилось, вейнстких чар.

Вот только далеко не каждый заезжий чужак понимал, что в этом заурядном представлении такого захватывающего и интересного. Большинство из непосвященных гостей Шутты не могло взять в толк из-за чего бывалые воины, не глядя выгребают из кошелей монеты и щедро одаривают, призывающих поддержать смельчака, циркачек, гремящих на всю площадь быстро наполняющимися яркими бубнами.

Однажды, не оценил происходящего и юный, облаченный в черные одежды, чужестранный гость. Это был его первый визит не только в суровое приграничье, но и в саму Шутту, а потому он не мог знать всех тонкостей местной, непростой жизни и не понимал, происходящего на его глазах, грабежа. Крайне изумленный странной реакцией на более чем посредственное выступление акробата, юноша не преминул продемонстрировать свои скудные познания шуттанского, прилагавшийся к ним чудовищный акцент, а также поразительную, сметавшую любой языковой барьер, заносчивость.

Оказавшейся стоящей в непосредственной близости от шумно возмущавшегося смутьяна Тере, моментально захотелось зажать уши, а лучше сразу пристукнуть крикуна чем-нибудь тяжелым, чтобы тот не портил просмотр долгожданного выступления ни ей, ни окружавшей ее толпе одобрительно улюлюкающих людей.

Слово за слово завязалась ожесточенная, бранная перепалка. Совсем еще юная, переодетая мальчишкой зеркальщица требовала, чтобы чужак немедленно заткнулся и прекратил выказывать неуважение к тому, чего не в силах уместить в своей пустой, как цирковой бубен, голове. В противном случае, она обещала с превеликим удовольствием подбить ему глаз или сломать нос. Разумеется, надменный, хорошо одетый гость королевства и не подумал внимать резонным требованиям какого-то неотесанного, просто одетого оппонента. В отместку за возмутительную угрозу, юноша щедро одарил Теру парой отборных эпитетов на ломанном шуттанском и целым потоком непереводимых, но судя по интонациям, не менее лестных оскорблений на родном, тарабарском языке.

Постепенно, к набирающему обороты скандалу, присоединилось еще несколько участников, одним из которых стал здоровенный берентилец, считавший шуттанских воинов славными ребятами и прекрасно понимающий, что далеко не со всеми трудностями можно справиться, полагаясь лишь на грубую силу и несгибаемую волю. Именно он стал инициатором того самонадеянного пари, едва не стоившего Тере магии, если не жизни.

Простодушный великан наивно рассчитывал одним махом угомонить разоравшегося на всю площадь спорщика, предложив тому проверить на себе, каково это — выпутываться из коварных вейнтских веревок. Но не тут-то было, хитрость не прошла!