Читаем Таинственный Леонардо полностью

Не ступая на порочную почву чувственности и эротизма, Леонардо иллюстрирует хрестоматийный коитус, чтобы объяснить, как происходит зачатие ребенка (см. иллюстрацию 11 на вкладке). Справа на листе 1490 года появляется детализированное изображение человеческого тела в момент совокупления. На самом деле речь идет о довольно наивном рисунке, где художник пытается воспроизвести экстравагантные и очень популярные в то время гипотезы. От мужского полового органа отходят два канала: один из них достигает мозга, проходя через весь позвоночный столб, а другой поднимается прямо к сердцу. Сечение пениса, расположенное чуть ниже, показывает детали этих трубок. Нижняя, та, что выходит из груди и доходит до яичек, вырабатывает сперму, способствующую зачатию плода из крови и плоти. Верхняя трубка переносит духовные энергии от «здравого смысла», из точки в черепной коробке, где собираются зрительные впечатления, которые затем перерабатываются мозгом. Именно там происходит принятие решений. Леонардо хочет сказать, что сущность человеческого существа – это сердце и мозг.

Постоянное стремление к познанию истины было чертой гениального ума, не видевшего нигде препятствий и всегда пытавшегося выйти за пределы того, что опыт позволял увидеть воочию.

Однако не все исходило от мужчины, как верили в Средние века: рассматривая женское тело, Леонардо замечает еще один канал, соединяющий матку с грудью. Впервые выдвигается гипотеза о том, что женщина также несет некоторую ответственность за сотворение ребенка. До сих пор считалось, что она лишь вынашивает плод в чреве. Но да Винчи думает иначе. В последующие годы он займется исследованием отношений матери и плода, вынашиваемого ею в чреве, и придет к выводу, что именно женщина определяет эмоциональный фон новорожденного. Это была настоящая революция. Гипотезы, о которых сегодня нельзя читать без снисходительной улыбки, в ту эпоху вызывали подозрение и побуждали художника лишь мельком заглядывать на опасную территорию ереси. Но тайное станет явным во время его пребывания в Риме, как мы увидим дальше.

Поиск равновесия

Неотступный интерес Леонардо к человеческому телу внезапно приобрел философское измерение. Художник не ограничивался описанием того, что он наблюдал, но также задумывался о роли человека во вселенной. Это постоянное стремление к познанию истины было чертой его гениального ума, не видевшего нигде препятствий и всегда пытавшегося выйти за пределы того, что опыт позволял увидеть воочию.

В эти годы произошла встреча, оказавшая сильное влияние на его исследования. В 1496 году в Милан прибыл Лука Пачоли, итальянский математик, геометр и экономист. Благодаря этому выдающемуся ученому, посвятившему Лодовико Моро свой трактат «О божественной пропорции»,

да Винчи смог продолжить свои исследования на более высоком интеллектуальном уровне. Находясь рядом с Пачоли, художник смог восполнить некоторые культурные лакуны и впервые разработать теории, которым могли только позавидовать даже самые подготовленные и признанные философы того времени.

Так называемый «Витрувианский человек» стал попыткой Леонардо найти новый подход к науке. На этом знаменитом рисунке, родившемся из его занятий анатомией и медициной, человек одновременно вписан в круг и в квадрат (см. иллюстрацию 9 на вкладке). На первый взгляд, это может показаться игрой, фокусом, где у человеческого торса появляются четыре руки и четыре ноги, касающиеся окружности и перпендикулярных сторон четырехугольника. Однако за этим курьезным изображением скрывается гораздо большее. Намерение художника состояло в том, чтобы показать, что человеческое тело можно прекрасно вписать как в круг, так и в квадрат – самые простые формы, лежащие в основе геометрии Евклида. В первом случае центр окружности совпадает с пупком, во втором – он остается чуть выше таза. Сегодня трудно поверить, но в то время этот рисунок был совершенно революционным и открывающим новый взгляд на мир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура