Читаем Таинственный Леонардо полностью

Медики или маги?

В Средние века занятия медициной были очень близки к магической практике. Наиболее ярким примером странного сближения между наукой и суеверием были короли-чудотворцы, правители, которых в Европе превозносили за целительные операции. Считалось, что их врачебная власть, точно так же, как их политическое влияние, происходила непосредственно от Бога. В ту эпоху для лечения болезни вместе с терапией требовалось много молиться; против чумы недостаточно было одних мер безопасности, необходимо было уповать на божественное милосердие. После долгого периода, когда врача принимали за святого или за еретика, были обнаружены некоторые из античных текстов, изменившие устоявшиеся представления. В частности, вернулись в обращение теории Галена, врача, работавшего в Риме в III веке н. э., чьи тексты сохранились в монастырских архивах и легли в основу новой медицины. На основе теории Галена было создано учение о четырех жидкостях. В каждом человеке содержатся четыре основных жидкости: черная желчь, желтая желчь, слизь и кровь, вырабатываемые различными органами тела. Чтобы быть здоровым, эти четыре элемента должны быть полностью сбалансированы. Кашель, к примеру, начинается при попытке тела освободиться от избытка слизи и восстановить равновесие в легких. На четырех жидкостях простирается пневма, дуновение жизни. Во времена Леонардо эти идеи были широко распространены в медицинском сообществе: это была смесь натурфилософии, астрологии, этики и алхимии.


Многочисленные вскрытия трупов, производившиеся в университетах, по меньшей мере в течение столетия, воспринимались не столько в качестве способа серьезного исследования человеческого организма, сколько как попытки найти подтверждение теории Галена. В этом смысле поиски да Винчи основательно способствовали изменению этой практики и предвосхитили формирование новых подходов в медицине. Художник упорно возвращался к исследованию одних и тех же частей тела, пытаясь понять, как они функционируют, однако ему не всегда удавалось избавиться от некоторых странных объяснений, он не переставал колебаться между реальностью и фантазией.

Происхождение человека

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура