Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Детали, сообщает Ороско, были получены от нескольких заговорщиков, арестованных в тот день коррехидором Толедо Гомесом Манрике. Ввиду полученной информации Манрике приказал схватить де ла Торре и четверых его друзей. Одного из этих пленников, сапожника по имени Лопе Маурисо, коррехидор не раздумывая повесил утром праздничного дня, прежде чем процессия вышла из собора. Возможно, это было сделано для того, чтобы напугать тех, кто еще надеялся осуществить план.

Процессия прошла по городу без помех, и Манрике, повесив еще одного узника, наложил на остальных крупные штрафы, так что они весьма легко отделались по сравнению с тем, как судил бы их инквизиторский суд. К счастью для них, власти сочли, что их преступление подпадает под юрисдикцию гражданского суда.

Вскоре после этого – возможно, осознав, что им больше не на что надеяться, – к инквизиторам стали являться кающиеся с просьбой о примирении с церковью. Однако, когда срок милосердия закончился, оказалось, что неутомимый Торквемада подготовил в дополнение к нему еще один. Он приказал опубликовать совершенно новые меры: все, кому было известно о существовании еретиков, отступников или вернувшихся в иудаизм, должны были под страхом отлучения и того, что их самих сочтут еретиками, выдать инквизиторам имена таких преступников в течение 60 дней.

На тот момент уже существовал указ инквизиции, который не предлагал награду за выдачу беглецов от правосудия, как это во все времена делали светские суды, а налагал штраф в 500 дукатов и подвергал отлучению тех, кто не брался немедленно за выполнение этой задачи, если представлялась такая возможность. Однако новое распоряжение Торквемады пошло еще дальше. Его условия не заканчивались вместе со сроком эдикта, который мы уже упоминали. По истечении 60 дней он приказывал продлить этот срок еще на 30 дней – не только в Толедо, но и в Севилье, где приказал опубликовать тот же указ; после этого наступала очередь самых жестоких мер. Торквемада приказал, чтобы инквизиторы призвали к себе раввинов синагог и заставили их поклясться согласно закону Моисея, что они донесут инквизиторам на любого крещеного еврея, который вернется к иудейской вере, если им станет об этом известно; наказанием за сокрытие подобной информации Торквемада сделал смертную казнь.

Но даже теперь он не считал, что достаточно далеко зашел в этих постыдных методах преследования. Он приказал раввинам повесить в своих синагогах эдикт об отлучении по закону Моисея всех евреев, которые не предоставят инквизиторам информацию о вернувшихся в иудаизм, если им станет о них известно.

В этом указе прослеживается сила той фанатичной, надменной ненависти, которую питал Торквемада к евреям; ибо не что иное, как смесь ненависти и презрения, вдохновило его на то, чтобы настолько попрать чувства еврейских священников и вынудить их под страхом смерти пойти путем, на котором им придется пожертвовать самоуважением, переступить через совесть и сделаться омерзительными в глазах всех здравомыслящих евреев. Этот чудовищный указ вынуждал самих евреев стать тайными агентами инквизиции и под страхом духовных и физических последствий обратил доносчиков против их же собратьев.

«Многочисленны были мужчины и женщины, – пишет Ороско, несомненно считавший эту меру похвальной и чрезвычайно хитроумной, – пришедшие дать показания».

Немедленно начались аресты, проводившиеся с беспрецедентной активностью, о чем свидетельствуют записи об аутодафе, которые сохранил для нас Ороско. В огне уже заполыхали дрова, сложенные у столба в Толедо, ибо первые жертвы вскоре попали в жадные руки инквизиторов веры. Это были трое мужчин и их жены, коренные жители Вильярреаля, бежавшие оттуда, когда там появился инквизиторский трибунал. Они благополучно добрались до Валенсии, купили там ял, оснастили его и отправились в море. Они провели в плавании пять дней, когда, конечно же, «Господь пожелал наслать встречный ветер, пригнавший их обратно в порт, из которого они уплыли» – и там они попали в руки добрых инквизиторов, страстно желавших спасения их душ. Всех шестерых арестовали, как только они сошли на берег, и привезли в Толедо, куда к тому времени перенесли суд. Их допросили; их побег подтвердил их виновность; а значит – Christi nomine invocato – по приказу инквизиторов они были сожжены.