Конечно же, Аристотель ошибался со своими трехкастовыми пчелами. Но он не ошибся насчет того, что в размножении у пчел есть что-то особенное. Как мы узнали в главе 4, гаплодиплоидная система определения пола перепончатокрылых – это просто сумасшедшая штука, как у пчел, так и у ос с муравьями. У общественных пчел, как и у муравьев и общественных ос, есть царицы, но в царях нет необходимости, поскольку весь мужской генетический материал, необходимый матке для оплодотворения яиц, хранится в ее брюшке после спаривания[185]
. Матки производят рабочих особей и девственных маток из оплодотворенных яиц, а самцов – из неоплодотворенных яиц. Мы по-прежнему называем пчел-самцов трутнями, но они, безусловно, не бесплодны. Именно фантастическое представление Аристотеля о том, как размножаются пчелы, заставило его заявить, что осы «лишены» тех «необыкновенных особенностей», что присущи пчелам, и что в них «нет ничего божественного, как у пчел».Если бы я смогла пригласить одного человека явиться с того света и разделить со мной ужин, это был бы Аристотель. Я бы постаралась изо всех сил, чтобы приготовить его любимые древнегреческие блюда, следуя примеру тех пиршеств, которые долго хранили память жарких споров о мире природы, какие Аристотель вел со своим учителем Платоном и со своими учениками в Ликее. За бокалом любимого Аристотелем вина лимнио[186]
(конечно же, разбавленного водой по его вкусу, чтобы в наших рассуждениях сохранялась ясность) мы рассказывали бы друг другу истории о мире, о науке, почерпнувшей вдохновение из его труда, и об открытиях, которые выходили за рамки его самых смелых фантазий. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы рассказать ему, как последние два тысячелетия развития науки помогли ответить на многие из заданных им вопросов, а также о том, как многое из его мудрости сохраняет актуальность и в наши дни.Наверное, я бы сильно краснела и, конечно, слишком часто прикладывалась к лимнио еще до того, как мы покончили бы с закуской из кориандра и капусты, ведь Аристотель был величайшим философом из когда-либо живших. За основным блюдом из запеченной баранины (или козлятины, если бы мне удалось ее раздобыть) с костным мозгом по-александрийски мы перешли бы к сути дела и делились мыслями, касающимися нашей общей страсти – наблюдений за насекомыми. Я бы осторожно разобрала до основания красоту его схемы воспроизводства пчел два-один-ноль и понадеялась бы, что он не расплескает слишком много вина, когда услышит о гаплодиплоидии. Думаю, он нормально воспринял бы новость, что самки могут и защищать потомство, и обладать жалом, – ведь он бы уже знал, как изменилась с его времени роль женщин в человеческих обществах.
Я бы с удовольствием поговорила с ним побольше о скрытых гендерных предубеждениях, которые до сих пор глубоко укоренены в нашем обществе, но мне пришлось бы сменить тему беседы, иначе мы не успели бы дойти до ос к тому времени, как вниманием философа всецело завладеют козленок, костный мозг и вино. Для начала я бы поблагодарила его за точное описание жизненных циклов
В этой главе я приглашаю вас подслушать мои застольные беседы[188]
с Аристотелем об осах[189]. Возможно, к их концу вы вместе с Арисом (он не против, чтобы я называла его Арисом, лишь бы мы иногда упоминали в нашем разговоре медоносных пчел) убедитесь, что как раз осы заслуживают эпитета «божественные» – не из-за какого-то непостижимого спонтанного способа размножения или творческих способностей, достойных божества, но из-за их сложных обществ, созданных эволюцией. Придвиньте стул, налейте себе бокал доброго лимнио, как любит Арис, и давайте посмотрим, смогу ли я доказать вам и ему, что осы-веспины действительно достойны такого же почтения, как пчелы.