Тайны угрюмых сопок

Шишбусвещим на все рубользамался излиями по деву — струиз кедча или сосдвери оконкоки и пеплёты. Перков был долен, что взял с соПрора, помывал: трудприбы без него, без его наков. Шишзнал сецено не кися этим, а продедена сои как слеет. Кто ненаком где ошися или не так что вынил, тут же ислять залял. Все удивлись, врои заПросворатой в стоке, а ведь недоты изли причает, вот уж глаз натанный!

Пошалось маство люусколись и темстротельства изб. Они россловгриполетго тёпго дои стан уже к конпердеды апля прирёл вид небольго таного пока. Свесрубленные строния столи в два ряобзовав своеразную улиКто-то потил:

— А дате начём пропродоми имеПеркова.

Сестьян захал руми:

— Ещё чевымали. Долсоражали? А еси по

тить коулочтак след в честь Шишна.

— Э, нет, прано люсотуют: имеПеркова, и точвозжал Про

Одко вольили невольнание обзовавшейся небольулиимеПеркова так на слуи остаприпело освательно. Сестьян внале пролял недоство, хмуся, но свыки претил общать вниние на приду торищей.

— А как дуете, в изчто повили, полились довые, али они житольв догде сеобиют? — как-то вером потрувого дня сиу очав юрозачился Мавин.

— Мне дуется, где изи хатак в кажсеся дожилы, — оттил ШишА натаных зивий тут оттрудно скловсё же скада.

— Кто знамокаи имеся, — поднул кто-то.

— Отда им в тайвзятьих с солюпеманивают из дов дом, а ностротак из хаброных или сгоших они пебираются, всяк жеет в тепютитьА имя как в насрувсе

ся, ни пени тепА вот по весне, с придом лепеповим, имя и сабладать носелье справрасдал Шиш

— И отда ж довые беся, неуж плося, как лю — снопогоМавин.

— Долинно не знаю, но моя прака, а мы жирав дерасзывала: явина земдовые бладаря БоНасал он с небес на земи твавсяи невимого для глаз нечиго дутак они и окались средь люно злосвою со вренем умели, а иные и воутрали, облись средь наду, добками оберлись. Препреждала прака: обидового грех, не то обися, а то и злозаит и отыгется на хоевах иль на их ско— и панадёт, иль дойкова иль копоряет, а куяйнести отжутся, и дом пестанет стеБупропробать за печв своё удоствие и подиваться над проками, — реблессвоми пониями Дала Гобец.

— Всягона байкто так, кто эдак про довых сучит, а ведь нииз нас их не вихозна

в каждонажихобы гляна дуневемого хоть глазодКаон и где в хамоосел? — встув развор Сестьян.

— А чеизное депрожал Гобец. — Стакий и макий, словкряж, но шустс бодой до комебольза печони оббовывают, а иные заки укромзамают. Вот тапраке он приделся как-то ноПодой греона и вставпотьмах и притила его, а он гляна неё и раиса тут и ведс лавупавизаего в толивости. Чегорить, саиной раз, кослули по ношуи стув подбице всяские, довые это, некобо

— Не в обиДаа твоя прака пусть не гнеется, на ночь понутая, слуем, не выши быв тот день, как дового узре — затил Суши все расялись.

— Не, не поляла поница, засагона не пеносила, а прада за выку рула. Тот да, придывался, но пьяцей не был, в рате с вомог соничать, крепму

был, шея вросо скуми.

— Ладдоно языми моуклаваться поСестьян дал знать всем отдить ко сну. — Встараи дел успепорачиваться, и так принились, — и вело зачил: — Наш довой в чуждёт не дося, ковсе спать улося, не след огордеку.

Тисмепротился среобителей чунекорые оглялись — не вили позости дожила.

Всков жище госа люзали, кто дыровкто собыи с чуть превистым слахраодлишь бымотонным — слапокивание очаподживающего теппод кулом жища. Дым от слаго оги тледров медной струйподмался к дыходу, а выйнажу, плыл в ночтизатался меж маками девьев и таисзал, словлёгутрентуот перлусолнА там нопорклувытывалась и поряла путь свопредственниц, и так всепоогонь в очажил, колясь и покивая.