Тайный код Кёнигсберга

Наконец, трехлетние поиски увенчались успехом. В рекламном приложении к «Вечерке» я с радостью прочитал объявление: «Продается старая фисгармония. Недорого. Телефон такой-то. Спросить Михаила Иосифовича». Я тут же позвонил. В трубке прозвучал старческий голос:

– Слушаю! Алло!

– Здравствуйте, я по объявлению. О фисгармонии.

– Да-да.

– Скажите, недорого – это сколько?

– Мы продаем ее за сто двадцать рублей. Но она неисправная.

– Как неисправная? Сломанная, что ли? Не играет?

– Да нет. Приезжайте, сами посмотрите.

Вечером после работы я уже был на Соколе. В совершенно пустой квартире меня ждал неопрятно одетый старик, тот самый Михаил Иосифович. Он провел меня в большую светлую комнату с обоями, сохранившими следы недавно стоящей здесь мебели и висевших картин. Посреди комнаты стоял предмет, напоминающий громадный сундук.

– Вот она. Но, к сожалению, не работает. Ее надо чинить.

– А она хоть играла когда-нибудь?

В моем вопросе, наверное, прозвучало едва скрываемое недоверие и даже огорчение. Старик в ответ суетливо, торопясь, стал убеждать меня в обратном.

– На этой фисгармонии играл мой дядя. Он привез ее из Германии. Из Кёнигсберга…

– Отку-у-да? – Моему удивлению не было предела. Опять Кёнигсберг. Даже здесь. Это судьба! Еще не осмотрев музыкальный инструмент, я уже знал наверняка, что куплю его и он будет стоять в моей тринадцатиметровой комнатке на седьмом этаже.

Фисгармония

Старик, по-видимому, заметил перемену в моем настроении и уже более спокойно стал рассказывать:

– Мой дядя привез ее из Кёнигсберга. Он был замом по тылу, и ему разрешалось вывезти целый пульман трофейных вещей. Он очень хорошо играл на фортепиано. Окончил консерваторию… А фисгармония работала, я сам слышал. Только потом почему-то сломалась. Это было уже давно. Ее, наверное, можно починить… Поэтому мы продаем ее дешево… Мы уезжаем в Израиль. Мы с женой и сын тоже с женой. Все вещи уже отправили. А фисгармонию оставляем. Жалко, конечно, но что поделаешь? Смотрите какая красивая!

Михаил Иосифович открыл верхнюю крышку. Первое, что бросилось мне в глаза, был медальон с вензелем, прикрепленный на передней части панели над клавиатурой. На вензеле было изображено множество медалей, каких-то знаков, старинный герб в центре. Все надписи были на французском языке. Клавиши от времени стали желтыми, неровными и напоминали завалившийся забор из брусьев.

Я подергал переключатели регистров – миниатюрные круглые рычажки с изображением нот и мелкими надписями. Массивные педали, обшитые вытертой ковровой тканью, не двигались. Я нажимал ногой и так и эдак. Но ничего.

– Вот видите. Не работает. Но починить, конечно, можно. Поэтому и продаем так дешево, – бубнил старик.

Я сел на корточки, заглянул в округлый проем для педалей и только тут заметил вставленный, как клин, сломанный декоративный витой столбик. Такие же столбики украшали фисгармонию с обеих сторон. Только один из них, видимо, сломался, и его засунули подальше.

Я вытащил сломанный столбик. Меха со скрипом и облегченным вздохом расправились. В воздухе запахло пылью и какой-то специфической затхлостью. Наступив на освободившуюся педаль, я взял аккорд… Комната вдруг наполнилась многоголосым звучанием домашнего органа. Это было настолько неожиданным, что Михаил Иосифович даже отпрянул от инструмента.

– Играет?! – не веря своим ушам, проговорил старик. – А что вы с ней сделали?

Уникальный инструмент французского мастера Дэбена

Одновременно с чувством ликования у меня стало расти опасение, не передумает ли продавец. Считавшаяся давно сломанной фисгармония вдруг подала голос. Да такой, что, наверное, было слышно на улице.

– Беру, – поторопился я. – К сожалению, сегодня денег у меня нет. А завтра я приеду с машиной и заберу. Договорились?

Михаил Иосифович задумался. В его голове, возможно, прокручивались многочисленные варианты решения: взять фисгармонию на «землю обетованную», оставить кому-нибудь из родственников или, наконец, продать подороже, раз уж выяснилось, что она вполне исправна.

– Молодой человек, позвоните мне завтра по тому же телефону. Мы договоримся.

Весь остаток дня и часть следующего я все думал о фисгармонии из Кёнигсберга. Теперь она мне казалась самым желанным приобретением в моей жизни, и я молил Бога о том, чтобы старик не передумал. Или чтобы его не сбил с панталыку какой-нибудь рассудительный родственник.

И вот на следующий день мы вместе с отцом ехали забирать покупку. Хозяин вещи не без колебания, но все-таки согласился продать нам ее.

– Но только за сто тридцать рублей. Ведь она же в рабочем состоянии. Я ведь не знал, – сказал мне по телефону предприимчивый старик.

Я с радостью согласился. «Да там одного дерева больше, чем на сто тридцать рублей, а это – инструмент, настоящий, очень ценный, антиквариат», – убеждал себя я.