Так держать, Дживс!

Я уставился на безумца. Разумеется, чувствовал я себя значительно лучше, чем несколько часов назад, но все-таки недостаточно хорошо, чтобы выслушивать эту галиматью.

– Дживс, – голос мой звучал сурово, – очнись, пока не поздно. Ты соображаешь, что несешь?

– Боюсь, сэр, я не могу предложить другого плана, который разрешил бы дилемму мистера Сипперли!

– А ты хорошенько подумай! Пошевели мозгами! Даже я, несмотря на бессонную ночь и беспокойное утро, проведенное с судейскими, понимаю, что твой план – бред сивой кобылы. Твоя первая ошибка сразу бросается в глаза: ведь эти люди ждут не меня, а мистера Сипперли. Обо мне они и слыхом не слыхивали.

– Тем лучше, сэр. Мое предложение заключается в том, чтобы вы отправились в Кембридж к Принглам и представились им как мистер Сипперли.

– Дживс, – я чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, – ты сам знаешь, что городишь чушь. На тебя это совершенно не похоже – приходить к больному человеку и добавлять ему страданий.

– Я считаю предложенный мною план осуществимым, сэр. Пока вы спали, мне удалось переговорить с мистером Сипперли, и он проинформировал меня, что профессор и миссис Прингл видели его в последний раз, когда ему было десять лет.

– Верно. Мне он тоже об этом говорил. Но все равно они наверняка начнут расспрашивать меня о моей тете – вернее, о его тете. И что тогда?

– Мистер Сипперли любезно сообщил мне некоторые факты о мисс Сипперли, которые я записал. Если вы просмотрите их на досуге, а я расскажу вам о привычках этой дамы, известных мне от моего троюродного брата, думаю, вы без труда сможете ответить на любой обычный вопрос.

Все-таки Дживс – удивительный хитрец. Со дня нашего знакомства он вновь и вновь поражал меня, предлагая очередной идиотский план, проект или программу действий, а буквально через пять минут умудрялся убедить меня, что его замысел не только реальный, но и эффективный. Сейчас ему пришлось попотеть почти четверть часа, план он предложил уж больно невероятный, но тем не менее он своего добился. Я держался до тех пор, пока этот малый не привел самый весомый аргумент.

– Осмелюсь предположить, сэр, что вам лучше всего покинуть Лондон как можно скорее и скрыться на некоторое время в укромном месте, где вас нельзя будет разыскать.

– Да? Это еще зачем?

– За последний час, сэр, миссис Спенсер звонила трижды, каждый раз требуя срочно позвать вас к телефону.

– Тетя Агата! – вскричал я и побледнел, несмотря на загар.

– Да, сэр. Насколько я понял из ее слов, она прочла в вечерней газете заметку об утреннем судебном заседании.

Я вскочил с кресла как ужаленный. Если тетя Агата в воинственном настроении, мне следует улепетывать, не теряя ни секунды.

– Дживс, – скомандовал я, – хватит слов, пора действовать. Немедленно упакуй мои чемоданы.

– Они упакованы, сэр.

– Выясни, когда отправляется ближайший поезд на Кембридж.

– Через сорок минут, сэр.

– Вызови такси.

– Такси у двери, сэр.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Веди меня к нему.

Особняк Принглов находился довольно далеко от Кембриджа, в миле или двух по Трампингтон-роуд. Когда я туда прибыл, все переодевались к обеду, поэтому я встретился с семейством только после того, как привел себя в порядок и спустился в столовую.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – Я глубоко вдохнул и бросился в бездну.

Я пытался говорить четко и громко, но, по правде говоря, чувствовал себя прескверно. Застенчивому и неуверенному человеку всегда становится не по себе, когда он при этом изображает из себя кого-то другого. Ощущение, что я тону, возникло у меня, когда я переступал порог столовой, а при виде Принглов оно только усилилось.

Сиппи говорил, что вторых таких зануд нет во всей Англии, и я сразу понял, что он не ошибся. Профессор Прингл, тощий, лысый язвенник, глазами напоминал треску, а миссис Прингл выглядела так, будто где-то в 1900 году ей сообщили плохие новости и она до сих пор так и не пришла в себя. И едва я успел собраться с силами после знакомства с этой парой, как меня представили двум древним старушкам, с ног до головы закутанным в шали.

– Несомненно, вы помните мою маму? – печально спросил профессор, указывая на Экспонат А.

– Э-э-э, гм-м-м! – ответил я, выдавливая из себя толику лучезарной улыбки.

– И мою тетю, – выдохнул профессор, словно жизнь становилась все мрачнее и мрачнее.

– Да, да, да! – Вторая толика досталась Экспонату Б.

– Только сегодня утром они говорили мне, что вас помнят, – простонал профессор, видимо, потеряв всякую надежду.

Наступила тишина. Вся эта честная компания таращилась на меня, напоминая семейку из одного не самого веселого рассказа Эдгара Аллана По, и я почувствовал, что моя joie de vivre[5] увядает на корню.

– Я помню Оливера, – вздохнула Экспонат А. – Он был таким прелестным ребенком. Какая жалость! Какая жалость!

Очень тактично и, главное, рассчитано на то, чтобы гость чувствовал себя как дома.

– Я помню Оливера, – кивнула Экспонат Б, глядя на меня примерно также, как судья с Бошер-стрит смотрел на Сиппи, прежде чем вынести приговор. – Скверный мальчишка! Мучил мою кошку.