Так держать, Дживс!

Сад радовал глаз. Солнце светило, крокусы цвели, и никакой Элоизы Прингл. Кот играл сам с собой на лужайке. Когда я позвал его – «кис-кис», – заурчал и побежал ко мне. Я едва успел взять его на руки и почесать за ухом, как откуда-то сверху раздался дикий визг. Подняв голову, я увидел тетю Джейн, наполовину высунувшуюся из окна. Жутко неприятно.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал я.

Отпустил кота, который пулей умчался в кусты. После недолгих размышлений я отказался от мысли запустить в старушенцию кирпичом и взял курс на те же кусты, чтобы под их прикрытием неприметно добраться до беседки. И, можете мне поверить, не успел я закурить первую сигарету, как на мою книгу упала тень и компанию мне составила мисс Липучка собственной персоной.

– Вот вы где.

Усевшись рядом, она с неподобающей игривостью выхватила мою сигарету из мундштука и выкинула за дверь беседки.

– Вы постоянно курите, – продолжила она тоном любящей новобрачной, что меня очень напрягло. – Как бы я хотела, чтобы вы отказались от этой дурной привычки. Курить вредно. И напрасно вы вышли в сад без летней куртки. Вам просто необходим человек, который присматривал бы за вами.

– У меня есть Дживс.

Она чуть нахмурилась.

– Он мне не нравится.

– Да? Почему?

– Не знаю. Как бы мне хотелось, чтобы вы от него избавились.

У меня мороз пошел по коже. Знаете почему? Когда я обручился с Гонорией Глоссоп, она первым делом потребовала, чтобы я выгнал Дживса, потому что он ей не понравился. Мысль о том, что эта девушка похожа на Гонорию не только телом, но и чернотой души, окончательно выбила меня из колеи.

– А что вы читаете?

Она взяла книгу из моих рук и снова нахмурилась. Книгу эту я прихватил с собой, уезжая из Лондона, чтобы почитать в поезде, – веселенький такой детективчик, который назывался «Кровавый след». Она листала страницы, пренебрежительно кривя рот.

– Не понимаю, как вы можете читать такую чушь… – Она умолкла. – Боже правый!

– Что случилось?

– Вы знакомы с Берти Вустером?

Внезапно я увидел свои имя и фамилию, размашисто написанные на титульном листе, и мое сердце сделало тройное сальто.

– Э-э-э… гм-м-м… в каком-то смысле… некоторым образом… знаком.

– Но он же просто чудовище. Мне странно, что вы можете с ним дружить. Помимо прочего, этот человек, можно сказать, дебил. Одно время он был обручен с моей кузиной Гонорией, но помолвка расстроилась, потому что от безумия его отделял только шаг. Слышали бы вы, что говорит о нем мой дядя Родерик!

Я не стал проявлять любопытство.

– Вы часто с ним видитесь?

– Достаточно.

– Недавно я прочитала в газете, что его оштрафовали за непристойное поведение на улице.

– Да, я тоже читал.

Она одарила меня противным, материнским взглядом.

– Он не может оказать на вас хорошего влияния. Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали с ним встречаться. Вы не будете, правда?

– Ну… – протянул я, и в этот момент Катберт, тот самый кот, которому, по-видимому, надоело сидеть в кустах одному, вошел в беседку с написанным на мордочке дружелюбием и запрыгнул мне на колени. Я встретил его с распростертыми объятиями: все-таки теперь нас стало трое; к тому же его появление позволило мне переменить тему разговора.

– Очень люблю кошек, – признался я.

Но сбить ее с намеченного курса не удалось.

– Вы перестанете встречаться с Берти Вустером? – спросила она, проигнорировав кошачий мотив.

– Это будет так трудно.

– Глупости! Вам понадобится лишь немного силы воли. Этот человек не может быть интересным собеседником. Дядя Родерик говорит, он безвольная никчемность.

Я мог бы кое-что сказать о сэре Родерике, но, к сожалению, приходилось держать рот на замке.

– Вы сильно изменились с тех пор, как мы в последний раз виделись, – с упреком заявила мне мисс Прингл. Она наклонилась и начала чесать кота за вторым ухом. – Помните, когда мы были детьми, вы говорили, что сделаете для меня все, о чем я вас попрошу?

– Неужто?

– А однажды вы заплакали, потому что я рассердилась и не позволила вам меня поцеловать.

Я не поверил ей тогда, не верю и сейчас. Сиппи во многих отношениях был болваном, но все имело свои пределы. Даже в десять лет не мог он дать такую слабину. Я не сомневался, что девица нагло лжет, но от этого мне не стало легче. Я отодвинулся от нее на пару дюймов, уставился в никуда, глядя прямо перед собой, чувствуя, как мой лоб покрывается испариной.

А затем, вдруг… ну, сами знаете, как это бывает. Наверное, каждый из нас испытывал в жизни неудержимое желание сотворить какую-нибудь невероятную глупость. Такая идея частенько возникает, когда сидишь в театре. Иной раз так хочется крикнуть: «Пожар!» – и посмотреть, что из этого выйдет. Или разговариваешь с человеком, и тут приходит мысль: «А чего бы не засветить ему в глаз?»

А говорю я все это потому, что в тот момент, когда плечо Элоизы вдавливалось в мое, а черные волосы почему-то щекотали мне нос, у меня внезапно возникло безумное желание ее поцеловать.

– Правда? – прохрипел я.

– Неужели вы забыли?