Такой я видел Японию

Идем к старому Осакскому замку. По дороге Энамото начинает свой рассказ. Он говорит, что Осака — один из древнейших городов Японии. Многочисленные каналы перерезают город во многих местах. Через каналы переброшены мосты, и Осака называют «японской Венецией». Осакский залив позволяет океанским пароходам пришвартовываться к удобным причалам. Такое географическое положение города явилось причиной возникновения здесь крупного торгового центра. Сюда ежедневно прибывают многочисленные суда, доставляющие хлопок и хлопковую пряжу, различные руды, машины и оборудование, зерно, сахар, химические удобрения и т. д., и отсюда же увозят в разные страны изделия японской промышленности. В настоящее время в связи с постройкой большой сети железных дорог Осака потерял свое прежнее значение, так как прибывающие в Японию из-за границы товары доставляются во внутренние районы страны быстрее и дешевле железнодорожным путем.

— Осака, — продолжает Энамото, — один из крупнейших индустриальных центров страны и, пожалуй, всего Востока. По официальным данным, здесь имеется до десяти тысяч фабрик и заводов и других предприятий, которые производят 30 процентов всех промышленных изделий страны.

Но если бы вы видели Осака в сентябре 1945 года, непосредственно после войны, — говорит Энамото, — вы поразились бы упорству нашего народа. Одна треть этого гигантского города была превращена в руины, были разрушены почти все мосты, заводы и крупные фабрики. И вот прошло около 20 лет, и мы почти заново построили город.

Незаметно подошли к пятиэтажному замку, стоящему на холме. Это великолепный образец японской архитектуры, построенный в XVI веке при военачальнике Хидэёси. В 1931 году дворец был реконструирован, причем все деревянные конструкции были заменены стальными и железобетонными. В настоящее время это музей, где бесшумные лифты поднимают на 40-метровую высоту, откуда открывается панорама города с многочисленными трубами предприятий и зелеными пятнами парков, разбросанных в разных частях огромной территории. Дворец окружен внешними и внутренними высокими колючими стенами, составленными из огромных базальтовых каменных глыб. Широкий двор дворца позволяет автомашинам свободно разъезжать по нему.

Я спрашиваю Энамото, чем объяснить нечетное число крыш пагод. Мне ни разу не пришлось встретить четное их число. Он понимающе кивает и, улыбаясь, объясняет, что существует японское суеверие, отличающееся от европейского. Для японца цифра 13 ни о чем не говорит, очевидно, так же как для европейца цифра 4. У японцев «счастливыми» цифрами считаются 3, 5, 7 и 9. Например, цифра 9 означает изгнание злого духа. В то же время такая цифра, как 4, у японцев считается самой «опасной», приносящей несчастье. Очевидно, это потому, что на японском языке «четыре» и «смерть» произносятся одинаково — «си».

— Как ни смешно, — говорит Энамото, — но в наших больницах нет четвертой палаты, в ней ни один больной не пожелает лечиться.

…Вечером идем в знаменитый кукольный театр Бунраку. Нам повезло, так как театр дает представления один раз в несколько месяцев, а в Токио — только дважды в году. Мы занимаем места в маленьком зале театра. До начала представления Энамото рассказывает, что в XVI веке Бунраку был единственным в своем роде популярным театром, восхваляющим добродетели. Теперь он потерял свое морально-этическое значение и является искусством седой старины.

На крохотной сцене, размером до шести квадратных метров, в углу сидят несколько музыкантов и на сямисэне играют непонятную для нашего слуха увертюру. Появляется актер-манипулятор, который управляет движениями кукол размером в три четверти человеческого роста. На обоих одежда, выдержанная в старом классическом стиле. Вслед за этим появляется другой манипулятор со своей куклой. Нам поясняют, что это — драматическая баллада, одна из кукол-героев должна по ходу действия умереть. За кукол говорит человек, сидящий в углу сцены, он меняет голос и интонацию, он говорит и за кукол-женщин. Древняя традиция здесь сохранена — женские роли играют мужчины. Манипуляторы поправляют платья на своих куклах, заставляют их кланяться и жестикулировать. Одновременно они быстро, пока голос рассказчика из угла сцены о чем-то вещает на разные голоса, меняют декорации. Публика внимательно следит за всем, что происходит на сцене, и, вероятно, по-своему переживает за героев.

Мы молча выходим из театра и идем по осакским улицам, освещенным многочисленными рекламами, отражающимися тусклыми цветными бликами в тихих водах каналов. Проходим длинные и короткие мосты, видим, как нагруженные сампаны плывут, подталкиваемые длинными бамбуковыми шестами. Густая толпа прохожих не торопясь прогуливается по ярко освещенному туннелю, образованному бесконечным рядом магазинов, ресторанов и кафе.