Такой я видел Японию

Мы поднимаемся к нему в приемную и усаживаемся в большие мягкие кресла за низким столиком. Приходят его ближайшие помощники — профессора Такэнака, Мацумура и Ока. Кихара составляет и записывает мелом на доске план показа института. Каждому отводится по одному часу, с тем чтобы в течение определенного времени показать основные работы института. Разговор с Кихара ведем на английском языке, и это облегчает взаимопонимание.

Нас угощают виноградом, персиками и, конечно, бессемянным арбузом, о котором я уже упоминал. Я спрашиваю профессора Кихара, каким образом он в свои годы сумел сохранить не только внешнюю молодость, но и неутомимую энергию в работе. Хитро прищурившись, он говорит, что всячески нарушал советы врачей.

— Мало того, добавляет он, — недавно я был в США, и там мне долго пришлось убеждать ученых, незнакомых со мной, что я не сын Кихара, а сам Кихара.

Ученый показывает книги, подаренные ему на память о пребывании в СССР в 1926 и в 1930 годах, когда он дважды был приглашен к нам академиком Н. И. Вавиловым — директором Всесоюзного института растениеводства. Впечатление о Н. И. Вавилове было настолько сильным, что он рассказывает о встрече как о недавней.

Пока остальные говорят на общие темы, он приглашает меня к себе в уютный кабинет и-рассказывает о грандиозной экспедиции, которую он совершил в 1956 году в Пакистан, Афганистан и Иран. Он показывает карту маршрута экспедиции и рассказывает о и® лях ее в связи с проблемами, стоящими перед генетиками и растениеводами всего мира.

— Дело в том, — сказал Кихара, — что среди десятков тысяч сортов мягкой пшеницы нет высокозимостойких, засухоустойчивых, устойчивых к многочисленным заболеваниям, скороспелых, с достаточным количеством клейковины. Природа, создав тетраплоидные и гексаплоидные виды пшениц, не дала им тех качеств, в которых остро нуждается человек. Нам нужно, использовав имеющиеся под руками современные методы генетики и цитологии, синтезировать вновь мягкую пшеницу, придав ей такие признаки, от которых урожайность может утроиться. Задача эта настолько же важная, насколько и трудная, но время не ждет, и к ее решению надо приступить незамедлительно. Давно замечено, — продолжает профессор, — что ареалы диких пшениц и рола Aegllops совпадают и. что удивительно, количество видов Triitcum

и Aegilops почти одинаковое, но еще более поразительно, что хромосомные ряды у этих родов также одинаковы. Как известно, в познании fregilops большую роль. сыграл П. М. Жуковский, опубликовавший в 1928 году полную монографию этого рода.

Было высказано предположение, что если бы прародители гексаплоидных пшениц были одними из тетраплоидных пшениц, такими, как Т. dicoccoides, Т. dicoccim, Т. persicum и т. п., то тогда не могло бы быть сомнения, что гексаплоидная пшеница произошла в результате естественной гибридизации именно в тех местах, где имеет наибольшее распространение

Aegilops. Этот вывод подкрепляется нашими ранними работами (1944 года), а также Мак-Фадденом и Сирсом, независимо друг от друга подтвердившими, что гексаплоидная пшеница является аллополиплоидом. происшедшим в результате гибридизации между Т. dicoccoides с формулой генома ААВВ и Ае. squarrosa (геном ДД). Полученная пшеница морфологически была похожа на Т. spelta,

но с ломким колосом, как у Ае. squarrosa. Таким образом, у нас не было сомнений, что первичной гексаплоидной пшеницей была спельта. Тогда мы выдвинули гипотезу, что поскольку центр происхождения мягких пшениц, по Н. И. Вавилову, находится в Афганистане, то местами наибольшей концентрации Aegilops должны были быть Передняя Азия и Закавказье.

И вот наступило долгожданное время, когда в 1955 году Киотоский университет, где я работал в то время, организовал научную экспедицию в Каракорум и Гиндукуш с целью ботанического, геологического и антропологического изучения этих малоисследованных мест. Я возглавил часть экспедиции и вместе с ботаниками Китамура и Ямасита направился на поиски пшениц, эгилопсов в Пакистан, Афганистан и Иран.

Профессор Кихара провел указкой по ниточке дорог и продолжал свой интересный рассказ: