– Тогда все было так не по-взрослому. – Он попытался улыбнуться. –
– Да, – ответил Джек, обнаружив, что тоже плачет.
– Именно так. – Ричард улыбался, оглядывая подступающий к рельсам лес и смахивая слезы грязными ладонями. – Тогда все было не по-взрослому. В давние времена, когда мы были всего лишь детьми. Когда мы все жили в Калифорнии и никто не жил где-то еще.
Он посмотрел на Джека, попытался снова улыбнуться.
– Джек, помоги мне. Я чувствую себя так, будто моя нога попала в какой-то идиотский кап-кап-кан, и я… я…
Тут Ричард упал на колени, волосы закрыли его уставшее лицо, и Джек опустился рядом, и они утешали друг друга как могли, но вы, вероятно, знаете по своему горькому опыту, что этого недостаточно.
– Тогда забор был совсем новенький, – вновь заговорил Ричард. Они продолжили путь. На высоком раскидистом дубе пел козодой. Запах соли в воздухе все усиливался. – Я это помню. И щит-указатель «ЛАГЕРЬ “ГОТОВНОСТЬ”». И полосу препятствий, и канаты для горной подготовки, и тарзанки для преодоления водных преград. Прямо-таки тренировочный лагерь морской пехоты из фильма о Второй мировой войне. Но парни, которые использовали это оборудование, на морпехов никак не тянули. Толстые, в серых тренировочных костюмах с мелкой надписью «ЛАГЕРЬ “ГОТОВНОСТЬ”» на груди и красным кантом на штанинах. Выглядели они так, будто в любую минуту могут умереть от инфаркта или инсульта. Или от обоих одновременно. Иногда мы оставались на ночь. Пару раз провели в лагере весь уик-энд. Не в ангаре. В нем располагалась казарма для тех, кто платил деньги за улучшение физической формы.
– Если они занимались именно этим.
– Да, точно. Если именно этим. Нам ставили большую палатку, и мы спали на раскладушках. Как мне это нравилось… – Ричард вновь печально улыбнулся. – Но ты прав, Джек… не все парни, которые там находились, выглядели бизнесменами, пытающимися сбросить лишний вес и подкачать мышцы. Другие…
– И что насчет других? – спросил Джек ровным голосом.
– Некоторые из них – большинство – выглядели как те здоровенные волосатые существа в другом мире. – Ричард произнес эти слова так тихо, что Джеку пришлось напрячь слух. – Волки. Я хочу сказать, вроде бы они выглядели как обычные люди, но отличались. Они выглядели… дикими. Ты понимаешь?
Джек кивнул. Он понимал.
– Я помню, что побаивался заглядывать им в глаза. Время от времени в них вспыхивали такие странные языки пламени… словно у них горели мозги. Некоторые из них… – Тут Ричарда словно осенило. – Некоторые выглядели как прибывший на замену тренер по баскетболу, о котором я тебе рассказывал. Тот, что носил кожаную куртку и курил.
– Как далеко этот Пойнт-Венути, Ричард?
– Точно не знаю. Обычно мы ехали пару часов, но поезд полз медленно. Со скоростью бегущего человека, не быстрее. От лагеря «Готовность» до города не больше двадцати миль. Может, даже ближе.
– Тогда мы от него максимум в пятнадцати милях. От…
(
– Да. Точно.
Вокруг потемнело. Солнце уплывало за надвигающиеся облака. Температура воздуха упала градусов на десять, и день все тускнел… и козодой замолк.
Ричард первым увидел щит: простенький деревянный квадрат с черными буквами, выбеленный солнцем, ветром и дождем. Он стоял слева от рельсов, вьюны уже обжили столб. Надпись, однако, соответствовала моменту. Она гласила: «ХОРОШИМ ПТИЧКАМ ВРЕМЯ ЛЕТАТЬ, ПЛОХИМ МАЛЬЧИШКАМ ПОРА УМИРАТЬ. ЭТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС: ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ».
– Ты можешь идти, Ричи. – Джек повернулся к другу. – Это для меня. Они тебя не тронут, будь уверен. Это не твое дело.
– Я думаю, мое, – ответил Ричард.
– Я втянул тебя в него.
– Нет, – покачал головой Ричард. – Мой отец втянул меня. Или судьба. Или Бог. Или Джейсон. Кто бы ни втянул. Я остаюсь.
– Хорошо, – кивнул Джек. – Тогда пошли.
Проходя мимо, Джек мастерски врезал по столбу ногой, и щит свалился на землю.
– Отличная работа, дружок. – Ричард чуть улыбнулся.
– Спасибо. Только не называй меня дружком.
Побледневший и усталый Ричард говорил еще час, пока они продолжали шагать к Тихому океану, запах которого усиливался. Из Ричарда выплескивался поток воспоминаний, которые копились долгие годы. Внешне Джек не выдавал своих чувств, но он не мог прийти в себя от изумления… и жалости к одинокому ребенку, готовому на все ради отцовской любви, в чем Ричард и признавался теперь, невольно или сознательно.
Джек смотрел на бледное лицо Ричарда, на язвы на щеках, на лбу и вокруг рта, слушал тихий, почти шепчущий голос, который теперь, получив шанс высказать все, не дрожал и не прерывался, и радовался, что Морган Слоут не был его отцом.
Ричард сказал Джеку, что помнил ориентиры вдоль этой части дороги. В одном месте они увидели сквозь деревья крышу амбара с рекламой «Честерфилд кингс».
– «Двадцать замечательных сортов табака для двадцати сигарет», – процитировал Ричард, улыбаясь. – Только раньше мы видели весь амбар.