Талисман валькирии

Лязгнул открывающийся замок, дверь поддалась, и Клео с профессором вошли в просторный вестибюль, который одновременно служил комнатой для встреч с больными. Сразу бросилась в глаза обстановка — она была не просто скромной, а можно даже сказать, бедной. Маленькие окна с облезшей голубой краской были завешены темно-желтыми шторами. Стены оставляли желать лучшего: старые обои с цветочками уже пожелтели и покрылись пятнами. Деревянные стулья и круглые столики, — за которыми то тут, то там расположились пациенты и их посетители, — возможно, когда-то и имели презентабельный вид, но сама атмосфера обреченности, витающая в этом месте, разрушительно действовала на вещи, и теперь они выглядели обшарпанными и убогими.

Клео с жалостью смотрела на посетителей, которые тщетно пытались наладить общение со своими близкими или родными, ставшими пациентами этой клиники. Особенно ее поражало отчаянье, с которым они пытались рассмотреть в глазах больных хоть малую искру разумности.

С каждой минутой обстановка все больше тяготила девушку. Клео уже начали беспокоить обращенные к ней потерянные и жалобные взгляды пациентов, будто она была чудом света или спасителем. Но не все пациенты оставались под присмотром медперсонала или посетителей. Высокая сутулая женщина стояла у окна и с тоской смотрела сквозь стекло, будто ожидала кого-то. Молодой парень сидел в углу на старом кресле с порванной обивкой и раскачивался из стороны в сторону, а лохматый старичок, топчась на месте, гладил стену рукой и что-то бормотал.

Внешний вид больных не отталкивал Клео, он вызывал жалость. Несчастные, обделенные люди, одетые в старые застиранные пижамы, были похожи на нищих из трущоб, а не на пациентов частной клиники. Она отвернулась, чтобы удержаться и не расплакаться.

Но тут в приемную наконец-то вошел пожилой, худощавый мужчина низкого роста, видимо, дежурный врач. Вид у него был очень усталый. Окинув Клео и профессора внимательным взглядом, он спросил:

— Это вы хотите повидаться с господином Бергманном?

— Да, он наш лучший друг и коллега. Как он? — спросила Клео.

— Ну, сегодня ваш товарищ уже немного спокойнее. Когда его привезли, он был весьма агрессивно настроен: воевал с персоналом, рвался спасать мир от какого-то чудовища. Пришлось фиксировать и колоть успокоительным, — доктор сочувственно вздохнул.

— А можно его поведать? Мы ненадолго, — Клео вопросительно посмотрела на врача.

— Вообще-то, следователь Одинссон запретил посещать этого пациента. После того как у вашего друга побывал его брат, мы с ним еле справились, — доктор замялся.

— Но господин Бергманн сирота, — растерялась Клео и сильно занервничала. — Можете описать, как выглядел этот брат?

— Меня вчера не было на смене, но санитарка рассказала, что приходил отвратительный тип, наглый, с татуированным лицом, — проговорил доктор и развел руками. — Всех пациентов растревожил.

«Опять этот, какого черта он тут забыл? Ему самому не мешало бы тут поселиться…» — подумала Клео и с отчаянием посмотрела на профессора.

— Мы обещаем вам, что не потревожим господина Бергманна, не будем с ним разговаривать, только тихо постоим пять минут в сторонке, — поддержал ее профессор.

Доктор тяжело вздохнул и задумался.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Только пять минут. Санитарка вас проводит.

Профессор открыл портмоне, вытащил крупную купюру и вручил доктору.

— Благодарим вас. Вот, возьмите скромное пожертвование от университета на поддержку здания.

Доктор без каких-либо эмоций взял купюру и положил в карман, поблагодарил профессора и, попрощавшись, удалился в ординаторскую.

Подошедшая санитарка повела их по мрачному коридору клиники в ту часть здания, где получали лечение тяжелобольные. Старые тусклые люстры еле освещали узкое коридорное пространство. Темно-зеленные лакированные двери комнат, в которых обитали пациенты, были открыты. Из палат доносились жуткие звуки: не то хрипы, не то вой, не то истерический смех. В воздухе витал запах немытых тел и грязного постельного белья вперемешку с хлоркой и медикаментами. С каждым шагом Клео становилось все больше не по себе, ее бросало в дрожь, изнутри поднималось отвращение.

Спустя пять минут и три коридора санитарка открыла маленькое окно палаты номер пять. Клео заглянула в комнату и застыла в проеме, не решаясь войти, на железной кованой койке в неестественной позе спал обмотанный кожаными ремнями ее лучший друг. На секунду девушка пожалела, что приехала сюда. Было бы проще, если бы Сигге остался в ее памяти таким, каким она его запомнила в нормальной жизни. Ведь совсем недавно они общались, и тот был вполне милым, веселым парнем. Теперь он один из этих несчастных больных, потерявших разум. И вряд ли она сможет когда-либо еще поговорить с ним по душам.