Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Худшая из катастроф – когда мозг рушится на эту ужасную «ничейную землю», на эту грань, где уже нет жизни, но и смерти еще тоже нет. В это растительное состояние, которое может тянуться бесконечно. Для меня лучше ребенок, который не выжил во время одной из наших операций, чем ребенок, который получил тяжелую инвалидность, настолько серьезную, что жить в полном смысле слова он уже не сможет. А сейчас я знал, какое страшное увечье нанесено Робину – мальчику, которого ожидала бы счастливая, во всяком случае нормальная жизнь, а теперь, из-за нас, у него будет лишь мрачное и ущербное существование.

Это горечь моей профессии.

Я вернулся в свой кабинет, вышел через него в сад и прислонился к стволу дерева. Было уже поздно, темнота окончательно поглотила красные отсветы заката. Мои коллеги уже ушли, и я чувствовал себя по-настоящему одиноким.

Конечно, я опасался этого исхода. Я пытался заклясть его, убеждая себя, что удача, которая столько раз улыбалась мне в подобных случаях, не ускользнет и на этот раз, когда я так в ней нуждался.

Бремя было слишком тяжело. У меня больше не хватало сил, и я достал телефон и позвонил Доминик. Именно она часто была моей самой надежной опорой в реальности моей профессии. Мне нужно было услышать доброжелательный, но вместе с тем критически настроенный голос, способный судить о моей работе. Ее должность анестезиолога-реаниматолога дает ей особую высоту, с которой она может оценивать действия хирурга. Она может быть предельно резкой, если операция была сделана плохо, и именно эта объективность, на которую почти не влияет дружба, придает такую ценность ее суждениям. Удивительно, но я очень редко искал такой поддержки у родных. Я никогда не посвящал семью в мои дела на работе, отделив профессиональную жизнь от личной. Они догадывались о моих страданиях – по моему молчанию, раздражительности, унынию. И, хотя они всегда были рядом со мной, зная мою резкость в подобные моменты, они лишь изредка пытались меня расспрашивать.

– До, сканер показывает рассеянные повреждения. Парень уже по-настоящему не проснется.

– Я знаю.

– Я больше не могу, как же паршиво, слишком паршиво для него. Честно говоря, возникает вопрос, зачем я вообще занимаюсь этой работой.

Она поняла меня без лишних слов:

– Так, Рене, а сейчас успокойся. Ясно?

И, через несколько секунд:

– Ты прекрасно знаешь, что итоги подводят не после одного неудачного дня, а в конце всего года.

Этот разговор у нас уже случался и раньше, но, хотя я и знаю эту песню наизусть, сегодня мне нужно услышать ее еще раз.

– Ты прекрасно знаешь, что все остальные операции ты сделал блестяще. Смотри на вещи немного прагматичнее! Конечно, с этим мальчиком все ужасно, но это один провал, а скольких ты каждый день вытаскиваешь?

И еще она добавила:

– Не зацикливайся на единственном сломанном дереве. Посмотри, вокруг целый лес стоит. И все благодаря тебе.

Поговорка гласит: «Время лечит любую боль». Может быть. Но со стороны ее автора было бы очень мудро уточнить, сколько нужно этого самого времени. Если этот срок растягивается на всю жизнь – а у Робина это вполне может быть именно так – значит, мудрец ошибся: есть боль, которая не проходит никогда.

Что касается меня – да, время уже начало истачивать воспоминания, хотя злополучная дата этой операции осталась в памяти навсегда. Когда она снова возникает на календаре, отдельные сцены снова не дают мне покоя. Я напрасно пытаюсь выключить этот фильм, тот двухминутный эпизод, когда началась катастрофа. Передо мной опять возникает та аорта. Я снова зашиваю разрез. Кажется, все спокойно, под контролем. И все же я знаю, что именно здесь через час случится непоправимое. Затем неизменно вспоминается спор с родителями за два дня до операции. Невыносимо. Всякий раз я трясу головой, пытаюсь переключиться, порой даже издаю крик отчаяния, лишь бы изгнать из памяти эту сцену, потому что я знаю, что бессилен изменить ее ход и облегчить страдания, которые за ней последовали. Это горечь моего ремесла. Его шум и ярость.

У меня было много успехов до и после того злосчастного дня, в том числе и блистательные победы, отмеченные небесами, которые вознесли меня в райские кущи. Это благодать моего ремесла. Его величие и блеск.