Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Houston: «This is Houston. Say again please».

Jim Lowell: «Houston, we’ve had a problem.

We’ve had a main B bus undervolt»^[44].

Миссия «Аполлон-13», разговор 14 апреля 1970 года после взрыва бака с кислородом.

Сиемреап, Камбоджа

2011

Ноябрь 2011 года. День.

Во влажном воздухе Камбоджи мы начали вторую операцию. Технически она не сложная: нужно закрыть отверстие между желудочками.

Малышке четыре месяца. Она росла с трудом, мало ела и страдала бесконечными пневмониями. Месяц назад ее дыхание стало затрудненным, сначала во время кормления, а теперь даже в состоянии покоя. Состояние девочки ухудшалось на глазах, и не было никаких сомнений, что без операционного вмешательства ее жизнь будет недолгой. Счет пошел всего лишь на недели.

Мы находились в новом высокофункциональном операционном блоке. В нем нет окон на улицу и работает кондиционер. Без внешних ориентиров невозможно определить, в какой точке земного шара мы находимся, настолько типичны обстановка, звуки и запахи. Операция шла хорошо. Открыв грудину, мы обнаружили сердце в хорошем тонусе. Сама мышца в норме, она производила впечатление живой силы, характерной для этого возраста. Только вот отверстие, «дыра» между желудочками, сводило на нет его работу: кровь обращалась в легких в три раза больше, чем в организме. Без лечения многие из таких детей не доживают даже до года, и эту участь постигла бы и нашу девочку, она уже очень ослаблена. Закрытие этой дыры исправляет ситуацию и обеспечивает нормальную продолжительность жизни.

Это как раз то, чем мы и будем сейчас заниматься.

Первая канюля введена в аорту. В этот момент операция уже начинается. Я еще раз оглядел коллег, чтобы убедиться, что каждый знает свою задачу. Все кивнули. Мы слышали регулярные сигналы, соответствующие ударам сердца, видели равномерные движения легких, которые с равными интервалами наполнял наш респиратор. Ребенок крепко спал. Все выглядело нормально.

Во всяком случае, так нам казалось.

На тот момент.

Это наша первая командировка в Камбоджу. Мы уже три дня гостили у цюрихского врача Беата Рихнера, который работал здесь более двадцати лет. Он построил в стране три детских больницы и недавно решил начать программу кардиохирургии. После проблем со здоровьем новорожденных и эпидемий врожденные пороки сердца стали основной причиной смертности, и это зло он решил искоренить.

Беата еще называют «Беаточелло», так как, помимо того, что он врач и предприниматель, он играет на «челло», виолончели. Он организует концерты на месте для туристов, приехавших посмотреть замки Ангкора, а также совершает каждый год мини-турне по Европе, чтобы собрать средства для своего фонда.

Он обратился ко мне в 2007 году, чтобы обсудить новый проект. Тогда я поехал к нему с коллегами – кардиологом и анестезиологом. Нас впечатлил бурлящий мир этой больницы, где дети появлялись отовсюду, заполняли залы ожидания, палаты, коридоры. Я укрылся в операционной, подальше от непрекращающегося визга, чтобы посмотреть, как работают хирурги. Их непринужденность и ловкость впечатляли. Они проводили целые серии операций в бешеном ритме, намного напряженнее, чем у нас. Наркоз был кратким, с помощью простых медикаментов и без респиратора. Анестезиолог на протяжении всей операции при помощи баллончика равномерно вдувал воздух, обогащенный кислородом, в легкие ребенка. Едва швы были наложены, он давал пациенту проснуться, клал его на кровать и поручал заботам родителей, которые за ним наблюдали, а сам уже давал наркоз следующему ребенку.

В этот момент к нам присоединился Беат. Блок состоял из двух операционных, расположенных друг напротив друга. Хирурги переходили из одной в другую по мере выполнения графика операций.

– Вот, Рене, здесь я хотел бы начать оперировать сердце.

– Здесь? Ты хочешь сказать – в одной из этих операционных?

– Да, конечно. В этих двух боксах мы оперируем все: грудь, живот, переломы. Мы делаем от двадцати до тридцати операций в день.

– Хорошо, Беат, но сердце – это совсем другое дело. Это гораздо сложнее! Нужна довольно сложная аппаратура, и потом, операционная должна быть абсолютно стерильной. Нельзя лезть в сердце после операции аппендицита. Если клапан будет инфицирован, у твоего пациента никаких шансов. Во всем мире кардиологические операционные отделяют от общей хирургии. Нет, тебе нужна специально оборудованная и отдельная от этих двух операционная.

Я продолжал:

– А где отделение интенсивной терапии?

– В твоем понимании у нас его нет.

– Вот как? А что вы делаете, если ребенок долго остается под наркозом?

– Его помещают вот сюда, немного в сторону, и его родители по очереди вентилируют его легкие, как это делает анестезиолог во время операции.

– А если наркоз длится всю ночь?

– У нас такого не бывает. Мы очень быстро будим детей после операции, гораздо быстрее, чем в Цюрихе.

И Беат добавил как будто в сторону: