Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Понадобилось совсем немного крови, чтобы Лара засияла. Мы поддерживали ее сон в течение нескольких дней, чтобы все органы, сильно пострадавшие во время начального потрясения, могли спокойно восстановиться. Легкие подсохли, почки и печень снова заработали в полную силу. Кровь очистилась.

Она проснулась, когда мы прекратили давать снотворное. Она снова открыла глаза, чтобы смотреть на мир, который до этого едва успела заметить, чтобы теперь заново начать исследоввать его. Малышка не увидела шторма, который пронесся над ней – нашей ошибки – и, проснувшись, оказалась уже на другом, более надежном, берегу.

Если слишком сильная эмоциональная составляющая может помешать работе, другая, хотя и не столь сильная, заставляет оперирующего хирурга превзойти самого себя в некоторых эпических сражениях. Доказательством тому служит случай из моей практики, когда ситуация стала безнадежной из-за неостановимого кровотечения.

Малышке было совсем немного лет, но она уже перенесла две операции на сердце. Она оставалась синей и задыхалась от малейшего напряжения. Мы решили попытаться сделать более полную, хотя и очень рискованную коррекцию в надежде облегчить ее участь. Операция превратилась в жестокую ежесекундную борьбу. Трудности были огромными, гораздо больше, чем мы рассчитывали. Сердце снова заработало, но кровотечение из шва, скрытого в глубине, не прекращалось, несмотря на все наши усилия.

Наступил вечер, бригада была в изнеможении, на пределе сил, и все были готовы признать поражение. Тогда я вышел из операционного блока, чтобы встретиться с родителями девочки и сказать им о нашем бессилии, косвенно извещая о неизбежном исходе. Были ли это слезы мамы, или искаженное отчаянием лицо папы, или живо стоящее в моей памяти лицо их ребенка, но что-то прибавило мне немного сил и убедило броситься в последнюю схватку. Сегодня я не могу сказать точно. Но, как бы то ни было, тогда мы снова запустили аппарат искусственного кровообращения, демонтировали все сделанное – несколько часов работы – и реконструировали сердце. Этот длинный путь, достойный многодневной голгофы летчика Анри Гийоме в Андах, позволил нам в конце концов стабилизировать ситуацию и перевести малышку – да, все еще в критическом состоянии, но живую – в реанимацию. Она оправилась от этого чудовищного испытания. И мы вместе с ней. Потому что мы тоже испытали невыносимую, почти физическую боль на грани человеческих возможностей от этой бесконечной одиссеи.

Три недели спустя.

Я встретил родителей Лары в холле, когда они уходили. Оба напомнили мне персонажей пестрых ярмарочных балаганов. Много красок, уверенная мимика и гибкость движений. Мама еще раз обняла меня. Пылко. Чересчур.

По правде говоря, я никогда не знал, как себя вести при затянувшихся изъявлениях благодарности. С одной стороны, я отрешаюсь от них, зная, что, в конце концов, я просто делаю свою работу. Общесто мне ее доверило и ждет ее от меня. Так что я вряд ли заслуживаю большей благодарности, чем та, которую получают ремесленники, конструкторы, строители, когда хорошо выполняют свою работу. В своей области они действовали так же сознательно и профессионально, как и я. С другой стороны, я понимаю подобные излияния. Я твердо знаю, что для этих родителей наша деятельность была чем-то из области фантастики. Потому что она коснулась самых дорогих для них существ, потому что заставила вибрировать наиболее чувствительные струны их души. И их благодарность исходит из самого сердца.

Они поблагодарили медсестер, расцеловали всех на этаже, попрощались с больницей. Лара дремала в коляске. Их силуэты вскоре слились в единый контур, они спустились по улице и ушли навстречу своей судьбе.

Я смотрел, как они уменьшались вдали.

7 августа 1974 года замечательный канатоходец Филипп Пети прошел по стальному тросу, натянутому между башнями-близнецами на Манхэттене.

После захватывающего воздушного танца он оказался на твердой земле. Нью-йоркская полиция задержала его и препроводила в комиссариат, обвинив в нарушении общественного порядка. Правда, обвинения скоро были сняты, рассеяны красотой его поступка, сокрушены изяществом его неповторимого подвига.

Доброжелательная Природа тоже продолжает нас прощать за «хирургический взлом», ведь налицо не только красота и изящество проведенных нами операций, но и результаты нашего вмешательства.

Благодаря этому прощению немного нескладный, приросший к канату силуэт не падает, а продолжает идти вдаль, уменьшаясь в размерах и напоминая конец фильма «Новые времена». Кадр, где Чарли Чаплин в лохмотьях ведет Полетт Годар к счастью. Кадр, в котором их сердца, соединившись в одно, бьются в унисон.

Как сейчас.

НОЧНОЙ ПОЛЕТ

И все же понемногу я утешился. То есть…

Не совсем. Но я знаю, он возвратился на свою планетку, ведь,

когда рассвело, я не нашел на песке его тела.

Не такое уж оно было тяжелое. А по ночам я люблю слушать звезды.

Словно пятьсот миллионов бубенцов…

Антуан де Сент-Экзюпери, 1900 –1944. «Маленький принц».

Цюрих,

2001–2012